Е Шэн-Тао - Горький рис

– Пора начинать занятия. Где же ваш учитель?…

Школьное помещение из двух комнат покосилось от времени и чем-то напоминало горбуна. У входа – размытая дождем дорога, ведущая на деревенский базар и к заливным полям у реки. Середина осени. В мутном синеватом небе проплывают облака, похожие на рыбью чешую. Лучи утреннего солнца легли на листья ивы, и от этого они кажутся нежно-зелеными, как весной. Легкие колоски риса колышутся на ветру, по рисовым полям пробегают волны. А там, еще дальше, широким Кольцом деревню опоясывает роща, живописная и тихая. Откуда-то издалека доносится лай собак. Вот уж поистине поэтическая пора и поэтический уголок!

Но, к сожалению, люди, живущие здесь, отнюдь не поэты. Страх, невообразимый страх сковал сердца семерых ребятишек, сидящих в классе: с наступлением осени вода в реке поднялась так высоко, что стояла вровень с полями. Рисовые колоски едва выглядывали из воды. Матери и отцы ходили печальные, то и дело тяжело вздыхая: «Голодная смерть пришла к нам!»

Несмышленые детишки говорили:

– У нас рис растет, зачем же умирать?

– Разве вы не видите, – отвечали им родители, – рис затопило, и ни одно зерно не созреет.

– Не надо было в прошлом году продавать так много зерна, теперь пригодилось бы, – говорили дети.

– Кто же хотел продавать! Да что вы понимаете!

– Мы не пойдем в школу. Целыми днями будем крутить водяное колесо и откачаем воду, – обещали ребята.

– Куда же ее откачивать? Ведь она вровень с полями! – объясняли родители.

И дети начинали понимать, что знаний у них меньше, чем у родителей. Голодная смерть становилась реальностью. «Смерть – ото, наверное, то же, что сон, – думали они, – сплошная темнота. Если она накроет тебя, ты не сможешь ни есть, ни играть, ни двигаться, словно тебя связали по рукам и ногам, а когда развяжут – неизвестно». Такие мысли повергали их в ужас, так как никто из них не мог постичь, что же представляет собой эта таинственная смерть и почему она непременно должна прийти. И дети утратили свою обычную живость: им уже неинтересно было бегать взапуски, в их криках не слышалось обычного веселья. Смирно сидели они в классе и вполголоса боязливо рассказывали друг другу о том, как ловили сверчков.

В комнате слева стояла кровать, у изголовья – непокрытый стол. В углу у очага громоздились дрова, котлы, кувшины и другая хозяйственная утварь. Все это тонуло во мраке, и очертания предметов были едва различимы. Только из небольшого отверстия в стене в комнату врывался сноп солнечного света, освещая неровный глиняный пол. Тонкая дощатая перегородка делила комнату на две половины, в каждой было распахнуто окно, но правая казалась более светлой. На деревянной перегородке висела покосившаяся черная доска. В комнате кое-как были расставлены дюжина ученических парт со скамьями и большой прямоугольный стол.

Дети сидели на скамьях и, прислонившись друг к дружке, делились впечатлениями о том, как ловили сверчков. Сначала они говорили шепотом, но потом, забыв про все на свете, заговорили громче, а один мальчуган хлопнул по столу и закричал:

– А какой сверчок мне попался у маисового стебля! Я живо его поймал… Он победил троих противников и… [i]

В это мгновение в дверях около доски показался человек. Дети, все как один, уставились на него, а мальчик – тот, что рассказывал о сверчках, – сразу замолчал. Дети уже кое-что знали об этом человеке, хотя и очень мало.

«Это очень почтенный господин, – говорили их родители, – он ходит в ямэнь [ii]и часто беседует с уездными чиновниками. Ваш учитель у него в подчинении и даже побаивается его». Вот то немногое, что было известно ученикам. Но они не испугались господина, несмотря на его внушительный вид.

Господин же, войдя в класс, вдруг нахмурил брови и стал внимательно осматриваться; вид у него был негодующий. Он презрительно фыркнул и обратился к ученикам с вопросом. С этого и начинается рассказ.

Учитель нес в одной руке корзинку из бамбуковой лучины, наполненную редькой, бобовым сыром, бутылками с маслом и другими продуктами, в другой – соленую рыбину, длиной около семи цуней [iii]. Учитель быстро шел мимо прибрежных полей, затопленных водой. Его изможденное лицо покраснело до самой шеи, блуждающий взгляд был устремлен на дорогу; дышал он тяжело и прерывисто. Он уже слышал новость. Какая-то женщина, встретив его по пути, сказала: «Приехал ваш начальник, я только что видела, как он прошел в школу. Его лодка стоит за восточной изгородью». Весть о приезде начальника настолько встревожила учителя, что он почувствовал, будто тело его свело судорогой, а из головы все вылетело. Учитель почти бежал со своей ношей. Глаза его были устремлены вперед, чуть не выскакивая из орбит, словно не желая повиноваться своему хозяину.

Нелегко было добиться места в школе. Лишь после убедительной рекомендации знакомого шэньши удалось записаться на прием к члену комитета по просвещению. У, так звали учителя, надеялся получить новую должность и с нетерпением ждал приятной вести. До этого он держал в деревне харчевню, и доход его за сезон составлял около пяти тысяч цяней [iv]. Но торговые расчеты оказались ему не по плечу, и У чувствовал, что должен пойти по иному пути. Не удивительно поэтому, что, когда этот путь перед ним открылся, он стал с нетерпением ждать вестей! Ждал целый год, даже во сне не переставал мечтать о новой должности. Наконец он получил письмо от члена комитета по просвещению. Тот приглашал его домой для личной беседы – видно, рекомендация возымела действие. У несколько раз перечитывал письмо; дело, казалось, шло на лад, и все же на душе у него было тревожно. Дважды встреча с членом комитета не состоялась. Лишь на третий раз он добился наконец аудиенции. Будущий учитель робко сидел в гостиной на самом краешке стула, наклонившись вперед и стараясь сохранить равновесие. В глазах у него было темно, он смотрел в пол и, казалось, не видел ни гостиной, ни хозяина, беседующего с ним. Член комитета по просвещению в одной рубашке полулежал в плетеном кресле и, облокотившись рукой на подушку, искоса поглядывал на просителя. Внезапно член комитета почувствовал пренебрежение к господину У, неизвестно почему тот вызвал у него антипатию. С равнодушным видом член комитета процедил сквозь зубы:

– Учить детей дело нелегкое.

Капли пота выступили на лбу у посетителя, ему стало не по себе. Он подумал, что преподавание и впрямь дело нелегкое, и с дрожью в голосе ответил:

– Так точно…

– Во второй сельской школе нет учителя. Возьму вас, пожалуй. Но вы, кажется, не кончали педагогического училища?

– Н-н-ет. – Господин У сразу же раскаялся в своем признании, но вопрос был поставлен прямо, и ответить иначе было просто невозможно.