Роберт Уоррен - Вся королевская рать

– Кому ты продала девушку?

– А тебе-то что? – ответила она.

– Кому ты продала девушку? – повторил он.

– Я тебе не скажу.

– Я все равно узнаю. Поеду в Падьюку и узнаю.

Она вцепилась в его руку пальцами, «точно дьявольскими когтями», и спросила:

– Зачем… зачем ты поедешь?

– Чтобы найти ее, – сказал он. – Найти, купить и отпустить на волю. – Он не обдумывал этого заранее. Но, произнося эти слова и записывая их в дневник, он знал, что таково было его намерение. – Найти ее, купить и отпустить на волю, – сказал он и почувствовал, что пальцы, впившиеся в его руку, разжались, а в следующий миг ногти разодрали его щеку, и он услышал ее «исступленный шепот»:

– Если ты это сделаешь… если ты сделаешь… ну, я этого не потерплю… ни за что!

Она отшатнулась и упала на скамью. Он услышал ее рыдания, «сухие, скупые мужские рыдания». Он не пошевелился. Потом раздался ее голос:

– Если ты это сделаешь… если сделаешь… она так на меня смотрела… я этого не вынесу… если ты… – Потом она очень тихо сказала: – Если ты это сделаешь, ты никогда больше не увидишь меня.

Касс не ответил. Постояв несколько минут, он вышел из беседки, где она осталась сидеть, и зашагал по аллее.

Утром он уехал в Падьюку. Там он узнал имя работорговца, но узнал также, что торговец уже продал Фебу («светлокожую девку», отвечавшую ее приметам) «частному лицу», которое остановилось в Падьюке ненадолго, а потом проехало дальше, на юг. Имени его в Падьюке не знали. Торговец, по-видимому, избавился от Фебы, чтобы сопровождать партию рабов, когда она соберется. А сейчас он направился, по слухам, в южную часть Кентукки с несколькими молодыми неграми и негритянками, чтобы там прикупить еще рабов. Как и предсказывал Касс, он не хотел изматывать Фебу мучительным путешествием в общей партии. Поэтому, когда ему предложили хорошую цену в Падьюке, он ее там и продал. Касс двинулся на юг, доехал до Боулинг-Грина, но потерял следы того, кого искал. Отчаявшись, он написал письмо торговцу рабами на адрес невольничьего рынка в Нью-Орлеане, прося сообщить имя покупателя Фебы и какие-нибудь сведения о нем. После этого он вернулся на север, в Лексингтон.

В Лексингтоне он отправился на Уэст-Шорт-стрит в невольничий барак Льюиса Ч.Робардса, вот уже несколько лет помещавшийся в бывшем лексингтонском театре. Касс предполагал, что мистер Робардс, самый крупный работорговец в округе, сможет через свои связи на юге разыскать Фебу, если ему хорошо заплатить. В конторе не оказалось никого, кроме мальчика, который сообщил, что мистер Робардс на юге, но что «всем заправляет» мистер Симс, который сейчас в «заведении» и проводит «осмотр». Касс пошел в соседний дом, где помещалось «заведение». (Когда Джек Берден приехал в Лексингтон, чтобы проследить жизнь Касса Мастерна, он увидел, что «заведение» еще стоит – двухэтажный кирпичный дом, типичный особняк с двускатной крышей, парадной дверью в центре фасада, окнами по обеим сторонам от нее, с двумя трубами и деревянной пристройкой сзади. Здесь, а не в обычных курятниках Робардс держал «отборный товар», сюда приходили его «осматривать».)

Касс обнаружил, что парадная дверь в дом отперта, вошел в переднюю, никого там не встретил, но услышал доносившийся сверху смех. Он поднялся по лестнице и увидел в конце коридора несколько мужчин, столпившихся возле открытой двери. Кое-кого из них он узнал – это были молодые завсегдатаи злачных мест и ипподрома. Подойдя, он спросил мистера Симса.

– Внутри, – сказал один из мужчин, – показывает.

Касс заглянул в комнату поверх голов. Сперва он увидел приземистого, мускулистого и словно лоснившегося человека с черными волосами и большими блестящими черными глазами, в черном сюртуке и черном галстуке, с хлыстом. Касс сразу понял, что это французский «барышник», покупающий «девочек» для Луизианы. Француз что-то разглядывал, что именно Кассу не было видно. Тогда он подошел поближе к двери и заглянул внутрь.

Он увидел невзрачного мужчину в цилиндре – должно быть, самого мистера Симса, а за ним женскую фигуру. Женщина была очень молодая, лет двадцати, не больше, тонкая, с кожей чуть-чуть темнее слоновой кости – видимо, только на одну восьмую негритянка; волосы у нее были скорее волнистые, чем курчавые, а темные, влажные, слегка воспаленные глаза с поволокой смотрели в одну точку над головой француза. Она была не в грубом клетчатом платье и косынке, какие обычно надевают невольницам на продажу, а в белом свободном платье до полу, с рукавами по локоть; волосы у нее были схвачены лентой. За ее спиной в уютно обставленной комнате («совсем как в хорошем доме», – пишет Касс, отмечая, правда, решетки на окнах) стояла качалка, столик, а на нем – корзинка для рукоделия и вышивание с воткнутой в него иглой, «словно какая-то молодая дама или домохозяйка отложила его, вставая, чтобы поздороваться с гостем». Касс пишет, что почему-то не мог отвести глаз от этого рукоделия.

– Так, – говорил мистер Симс, – та-ак… – И, схватив девушку за плечо, медленно повернул ее для обозрения. Потом он взял ее запястье, поднял руку до уровня плеча и помотал взад-вперед, чтобы показать ее гибкость, повторяя при этом: – Та-ак. – Потом дернул руку вперед, на француза. Кисть безжизненно висела (в дневнике написано, что она была «хорошей формы, с длинными пальцами»). – Та-ак, – сказал мистер Симс, – поглядите на эту руку. У какой-нибудь дамочки и то не найдешь такой крохотной ручки. А уж до чего кругла и мягка, так?

– А что-нибудь еще мягкое и круглое у ней найдется? – осведомился один из мужчин, стоявших у двери, и все загоготали.

– Та-ак, – произнес мистер Симс и, нагнувшись, схватил подол ее платья, легким, игривым движением поднял выше талии, а другой рукой собрав материю, превратил ее в «нелепое подобие пояса». Приминая пальцами ткань, он обошел девушку кругом, заставляя ее при этом тоже поворачиваться (она двигалась «покорно, как в забытьи»), пока ее маленькие ягодицы не повернулись к двери. – Кругленькая и мягкая, ребята, – сказал мистер Симс, смачно шлепнув ее по ягодице, чтобы показать, как она дрожит. – Небось не щупали ничего мягче и круглее? – спросил он. – Ну прямо подушечка, право слово. И дрожит, как желе.

– Господи спаси, да еще и в чулках! – сказал один из мужчин.

Другие снова загоготали, а француз подошел к девушке и, вытянув хлыст, дотронулся кончиком до маленькой ямки на крестце. Он деликатно его там подержал, а потом, прижав хлыст к спине, медленно провел им сверху вниз, проверяя, достаточно ли пышны округлости.

– Поверните ее, – произнес он с иностранным акцентом.

Мистер Симс услужливо потянул валик ткани, и тело покорно сделало пол-оборота. Один из мужчин у двери присвистнул. Француз положил хлыст поперек ее живота, словно «плотник, который что-то меряет, или же для того, чтобы показать, до чего живот плоский». Снова хлыст прошел сверху вниз по изгибам тела и остановился на бедрах, пониже треугольника. Потом француз опустил руку с хлыстом и сказал девушке: