Лион Фейхтвангер - Ифтах и его дочь

Так думали жители Мицпе. Им понравилась речь Ифтаха. Когда его гнев утих, над площадью у ворот на мгновение повисла мертвая тишина. Потом закричал осел, откуда-то издалека послышались крики играющих детей. Высоко в небе кружил ястреб…

Общее молчание нарушил древний Менаше. Качая головой, он прокашлялся и сказал:

— Самый младший сын — любимец отца. Это удачный сын…

Затем он окончательно овладел собой и продолжил:

— Тяжелый случай… Сыновья Зилпы правы, но прав и наш Ифтах. И он нравится мне.

Он бросил взгляд на опустевшую каменную скамью.

— Жаль, что нет здесь судьи Гилеада. Он принял бы правильное решение.

Зилпа посмотрела на кудахтающего старца с явным презрением. Как жалки эти бородачи из Мицпе! Как жалки все мужчины здесь, на площади, в том числе и eё сыновья!.. Гилеад, по крайней мере, был сильным человеком. Но и он бесславно отправился бы в пещеру, если бы она не помогала ему добрым советом. Всегда находились израильские женщины, умевшие в трудную годину проявить свой характер. Израиль не приобрел бы этой страны, если бы мужчин не вдохновляли Мирьям и Дебора. И поймут ли, в конце концов, эти бородачи, что слушать надо ее, Зилпу, а не этого дерзкого хлыща и бастарда?

Тем временем одному из бородачей пришла в голову внезапная мысль. Он пошептался с древним Менаше и тот обратился к Авиаму:

— Что скажешь нам, первосвященник Авиам? Какие у тебя известия от Господа?..

Зилпа почувствовала во рту неприятный привкус. Eё оскорбило, что глупые старейшины, не обращая на нeё внимания, спрашивают совета у священника.

Авиам отделился от городской стены и, опираясь на посох, вышел в центр собрания. Маленький, он стоял под лучами солнца и ощущал полнейшую растерянность. Они требовали от него известий от Господа. И по праву. Ибо именно он был назначен посланцем Господа. Но Господь молчал.

Авиам подумал со злостью: «Ты направишь мою речь, Господь! Я заставлю тебя». И, сделав вид, что исполнен решимости, глубоким голосом сказал:

— Подождите с вашим решением, бородачи! Я получу знак от Господа…

На следующий день, лишь только забрезжил рассвет, Авиам, чтобы испросить знак Господа, взялся за урим и тумим — таблички света и совершенства. Помощники принесли родниковую воду, чтобы омыть ею Авиама с головы до ног. Затем надели на него белое одеяние священника. Накинули эфод, четырехугольный до бедер плащ из тяжелого голубого материала. По углам к нему были прикреплены урим и тумим, воспринимающие дыхание Господа.

Одетый как подобает, священник развязал специальные шнурки на темных тяжелых занавесях, поднял их и вступил в Святая Святых — в шатер, в котором Господь сопровождал израильтян в их скитаниях.

Внутри шатра не было ничего, кроме ларя и камня Господа. Ларь стоял с правой стороны. Это был простой сундук, в котором хранились свидетельства союза Господа, доски со словами обязательств и обетов, нанесенных самим Богом. Камень Господа в Святая Святых — высокий и темный — стоял у задней стены шатра. Он служил невидимому Господу троном, когда Он находился в Гилеаде.

Внутри было темновато от тяжелых, с кисловатым запахом, штор. И прохладно. Отдавало затхлостью.

Священник смутился. Его охватили сомнения. Допрос Господа требовал высокого уровня самодисциплины того, кто спрашивал. Предстояло полностью переложить на Бога решение и ответственность за него. Он, Авиам, мысленно все чаще обращался к проблеме Ифтаха. Что будет с ним? Он видел и испробовал разные пути. Искоренил ли он в уме и сердце дерзкие расчеты? Отстранился ли от волевых порывов, избавился ли от нескромного любопытства? Достаточно ли он свят? Чисты ли его помыслы, подобны ли они свежей глине, из которой Господь вылепит свое решение?..

Авиам ждал, исполненный страха. Придет ли Бог? Будет ли Он говорить с ним?

Внезапно тело его охватила дрожь. Он знал, он чувствовал: Бог пришел с Синая. Незримый, спустился вниз сюда, на свое место в Мицпе. Священник закрыл глаза. И вот его бедное тело затряслось eщё сильнее и покрылось потом. Внутренним взором он увидел устрашающий лик Господа — строгий и одновременно добрый, с гигантскими огненными глазами, с рогом власти, возвышавшимся на лбу.

Он пал ниц перед Божественным ликом. Лежал, прижавшись лбом к земле, чтобы взгляд Всесильного не убил его. Лежал и вопрошал:

— Не сделаешь ли Ты милость, не поговоришь ли со своим слугой?..

Тонкими руками обхватил Авиам урим и тумим, чтобы ему передалась их святость. И ждал… Потом почувствовал, как внутрь вливается могущество. И услышал ответ:

— Я здесь…

Он должен был задать три вопроса. Так учил его предшественник, а того научил первосвященник, который служил до него… Вопросы следовало поставить с умом, ибо Бог отвечал лишь «да» или «нет». Он должен был ставить вопросы очень конкретно, чтобы получить ясный ответ.

— Должен ли я поддержать братьев в лишении Ифтаха наследства? — спросил Авиам.

И услышал в ответ: «Нет».

— Должен ли я отказать законным сыновьям Гилеада, сыновьям Зилпы, в праве наследовать Маханаим? — задал священник свой второй вопрос.

Краткое мгновение напряженного ожидания показалось ему вечностью. И вот, наконец, он снова услышал: «Нет»…

Жалкий и вялый, лежал Авиам, выслушивая Божественное решение, и с особой болезненностью ощущал слабость своего тела. eщё крепче он стиснул урим и тумим их сила, помогая ему, проникала в его голову и грудь. Бог проникал в его кровь.

Авиам задал последний вопрос — на этот раз не голосом, который уже не слушался его, а сердцем:

— Должен ли я пытать Ифтаха, собирается ли он очистить свой дом от мерзостей Аммона?

Теперь его дрожащие пальцы едва удерживали дощечки. Тощее тело священника судорожно сжалось. В шатре слышалось лишь его хриплое дыхание… И, наконец, пришел ответ Бога: «Да».

Руки Авиама отпустили дощечки. Его тело размякло, он почувствовал смертельную усталость и полную свободу от каких бы то ни было мыслей.

Он долго лежал на полу. Затем с трудом выпрямился, снова скорчился на земле головой вперед. И начал раскачиваться с закрытыми глазами — обдумывал ответ Господу. Бог был бесконечно мудр, недосягаемо возвышен, но — доступен разуму простого человека.

Границы Израиля к востоку от Иордана были неопределенны. Пашни переходили в пастбища, луга, степи и, наконец, в Тогу — в пустыню. Со стороны пустыни постоянно вторгались в Землю Израиля враги — люди Аммона и Моаыа. Если Гилеад не хотел раствориться в народах пустыни, он должен был отгородиться от них. Однако мужчины Гилеада не могли устоять перед женщинами врагов. Они смешивались с ними, открывая сердца их богам. Сердце Ифтаха тоже не было свободно от богов Аммона. Поэтому, когда его братья требовали уравнять его со слугами, это было не так уж несправедливо. С другой стороны, Господь открыто благословил Ифтаха. Он дал ему силу, дал дар нравиться людям, а потому отвергать его — неправильно. Бог указал верный путь: Ифтаха следует испытать.