Антон Таммсааре - Новый Нечистый из Самого Пекла

– В прошлый раз мы дела до конца так и не довели. Сегодня авось лучше поймем друг друга. Итак, во-первых: может быть, ты скажешь, где паспорт раздобыл?

– Купил.

– У кого?

– У жида.

– У Петра, что ли?

– Не помню.

– Тот раз ты сказал, что у Петра.

– То был другой Петр.

– Какой еще другой?

– Не то поп, не то кузнец.

– У него и купил паспорт?

– Паспорт у жида куплен.

– Петр ведь – жид.

– Такого Петра не знаю, не помню.

– А запомнился тебе какой?

– Да вот поп или кузнец.

– Ничего не понимаю, – сказал чиновник. – Ты утверждаешь, что купил паспорт у жида, а вчера сказал, что его зовут Петром. Дальше: у Петра ты свой паспорт купил или нет?

– Нет, у жида.

– Но Петр-то ведь жид?

– Жид, да не тот.

– Не тот, так какой же?

– Забыл.

– Что забыл?

– Как зовут, забыл.

– Так ты не помнишь имени того жида, у которого ты купил паспорт?

– Не помню. Баба помнила, да померла.

– Так, так, теперь понятней стало. Ну, а где же тот жид проживал?

– Забыл.

– И в какой стране он жил, тоже не помнишь?

– В России.

– Ты вместе с бабой из России ушел?

– Вроде бы так.

– Почему же ты сразу не сказал?

– По голове хватили, поэтому.

– Кто хватил?

– Не помню.

– Где хватили?

– Тоже не помню. Баба моя помнила, да с того и померла.

– Но ведь ты все-таки помнишь, где это было, – тут или в России.

– В России.

– Почему ж ты убрался оттуда?

– Хотел обрести блаженство.

– А в России его нет?

– Там церкви позакрывали.

– Откуда же ты знал, что тут церкви открыты?

– Не помню. Баба, может, помнила, да померла.

– Стало быть, ты вместе с бабой сюда за блаженством пожаловал?

– Ага!

– А почему ты раньше про Петра и про ад поминал?

– Боялся, что обратно в Россию ушлют.

– Поэтому и сделал из России ад?

– Вроде бы так.

Чиновник удовлетворенно потер руки, немного подумал и сказал:

– Вот видишь, Юрка, дело не так уж плохо. Сейчас ты уже совсем по-человечески заговорил. Меня еще одна вещь интересует: имя твое на фальшивом паспорте – настоящее или нет?

– Там ведь написано: Юрка.

– Написано, верно! А в России тебя тоже так звали?

– Не помню. Баба помнила.

– Русский язык знаешь?

– Не помню.

Чиновник заговорил по-русски, но Юрка не ответил.

– На каком же языке ты говорил в России?

– Известно, на каком.

– Значит, на родном?

– Вроде бы так.

Путем различных перекрестных вопросов чиновнику удалось настолько разобраться в Юркином деле, что он смог сообщить начальству следующее: налицо переход границы с фальшивым паспортом. Сомнение вызывал лишь один пункт: если Юрка действительно проживал в России, то может ли он совершенно не знать русского языка? А если он понимал по-русски, то мог ли совсем позабыть этот язык из-за того, что его помял медведь или ударили по голове каким-то твердым и тяжелым предметом?

На первую половину этого вопроса давался без долгих рассуждений положительный ответ: известно, что у нас имеется немало русских, которые живут здесь весь свой век, а местного языка все-таки не знают. Почему бы и в России не обойтись этим языком одному из наших земляков, если его имя Юрка и он так силен, что борется с медведями.

Вторая половина вопроса оказалась сложнее. Разрешить ее, не запросив мнения американских специалистов, не решались. Казалось, конечно, немного странным, что Юркино дело приобрело такой размах, но причины к тому были, ибо Америку знали как страну, где сильных людей чаще всего любят колотить по голове, и притом до тех пор, пока они вконец не лишаются рассудка. Даже Европа шлет туда тех своих сынов, кто посильнее, с кем ей самой не управиться, чтобы их там оглушили. Таким образом, именно в Америке должны были лучше всего знать: может ли в результате потери рассудка последовать и потеря памяти.

Однако американцы отправили в Англию каблограмму с просьбой запросить у нас: чем именно Юрку хватили по голове – твердым или мягким предметом? Если твердым, то они, мол, не располагают опытом, ибо глушат своих граждан, а также и чужих, добровольно на это согласившихся, только мягкими предметами. Не оставалось ничего иного, как прибегнуть к собственным специалистам.

При осмотре Юрки выяснилось, что, по всей видимости, его все-таки ударили по голове чем-то твердым: или дважды одним и тем же предметом с одинаковой же силой, или единожды, но чем-то раздвоенным, что обусловило появление на темени, вернее – на макушке, двух совершенно тождественных повреждений. Нелегко было определить, повредил ли удар черепную коробку, или только вызвал сотрясение, ибо в области повреждения образовались две костные мозоли, два нароста, какие иногда можно видеть на ногах у лошадей.

Профан легко бы принял эти бугры за некое подобие рогов. Когда Юрку спросили, болят ли иногда эти бугорки, он ответил, что они зудят перед дождем или бурей. Из этого заключили о неестественном возникновении бугорков, иначе почему бы им зудеть накануне естественного явления.

Обо всем этом сообщили в Англию, оттуда послали каблограмму в Америку. В части происхождения костных мозолей американцы согласились с нашими экспертами: Юрку, вероятно, ударили по голове чем-то твердым, ибо они, американцы, оглушающие человека мягкими предметами, ни разу не замечали появления наростов на темени или на макушке, на скулах или на подбородке. Из Америки сообщили в Англию, что дело это не их компетенции и что, может быть, Европа, которая является страной старшей по культуре, сама-де лучше разберется в повреждениях черепа.

В результате обмена каблограммами и переписки у нас пришли к выводу, что в вопросе черепной травмы на свете нет лучших знатоков, чем наши. И если до сих пор такой потери памяти, как случай с Юркой, забывшим русский язык (конечно, при том условии, что он некогда его знал и потому мог забыть), не замечалось, то все же самый факт был признан возможным и правдоподобным. При этом выражалась надежда, что такие представляющие научный интерес случаи повторятся и подтвердят высказанные предположения.

Дело приковало внимание не только специалистов. Высказывались и многие общественные деятели. Особо следует упомянуть здесь о мнении, согласно которому у нас в данном случае налицо удивительный пример того, насколько велик у человека голос крови в отношении родного языка. Человек может забыть все, даже свое имя, но родной язык пламенеет в его душе, словно жар-птица. Это мнение было тем обоснованней, что оно исходило от человека, который дома разговаривал со своей женой и детьми всегда на иностранном языке.

Итак, наиболее правдоподобной и вероятной оказалась та версия, что Юрка явился из России, где его ударили по голове чем-то твердым, и что он хочет обрести блаженство. Чиновник забрал у Юрки фальшивый паспорт и выписал ему новый, но точь-в-точь с прежними данными, ибо новых взять было неоткуда; сам Юрка ведь ничего не помнил, не больше знали и другие, а тот, кто мог знать и помнить, – умер. Вручая Юрке новое удостоверение личности, чиновник удовлетворенно сказал: