Виктор Конецкий - Среди мифов и рифов

За домами на горе угадывались на фоне звезд деревья, которые я считал оливковой рощей. Мечталось побывать в этой роще. Там поднимался минарет мечети. В момент зова к вечерней молитве записанные на магнитофонную ленту голоса муэдзинов славили Аллаха, Господа миров, передавали привет и благословение господину посланных, господину и владыке Мухаммеду…

Вокруг судна и мористее была южная тьма, тьма преисподняя.

Палубные огни горели, но из рубки я ровным счетом ничего не мог видеть ни в корме, ни в носу. Огромные бензовозы и суперогромные грузовики – наш палубный груз – закрывали обзор полностью.

– Итак, Банов, мы опять вместе, – сказал я, начиная обязательный предвахтенный инструктаж. Он молчаливо согласился.

– Банов, видите ли вы огоньки этого военного кораблика?

Близко от нас крался в море «большой охотник».

– Да, – ответил Банов после обычной паузы.

Здесь кораблик исчез. Я знал, что он должен исчезнуть.

– Банов, куда, как вы думаете, провалился этот кораблик?

Он молчал.

– Кораблик мог исчезнуть за горизонтом в полминуты?

– Не-ет, – ответил он, подумав.

– А утонуть так быстро мог?

– Не-ет.

– Что же с ним произошло?

Он медленно пожал плечами.

– В каком состоянии находится страна нашего с вами пребывания?

Он молчал.

– В состоянии войны. И вот кораблик исчез. Что он сделал?

Банов молчал.

– Кораблик погасил огни. Он ушел в патруль. Он начал нести охрану берегов родины. Смотрите карту. Любое судно, приближающееся к порту Латакия нерекомендованным курсом, будет обстреляно без предупреждения. Теперь смотрите газету…

Я специально приготовил для Банова наглядную агитацию. Крупным планом девять повешенных на площади Освобождения в Багдаде. Десятки тысяч людей наблюдают казнь. На груди повешенных плакаты: «С сегодняшнего дня – ни одного шпиона и агента на арабской земле!»

Банов мельком глянул на жуткие фото и уставился ниже. Там была изображена соблазнительная француженка, которая провела в пещере на глубине восемьдесят метров несколько месяцев.

Вот пещерная жительница только собирается улыбнуться, а через шесть кадров она улыбается в полный рот. Все фазы улыбки…

– Да, – сказал я тоном умудренного человека. – Мы, друг, живем в странном мире. Но слушайте о тех, кто висит. Вот Мухаммед Исмаил, он солдат. Вот Аль-Джина-би – рабочий. Аль-Джабури – студент. Хуршид – обратите внимание, как далеко у него вывалился язык, – офицер… Это все арабы, Банов. Их подкупили, охмурили, зашантажировали. И они стали предателями… Но суть, к которой я гну, не только в этом. Скажите, была еще недавно Сирия угнетенной страной?

– Да…

– Молодец. Скажите теперь, хорошо или плохо живется людям, если их угнетают?

– Плохо.

– Молодец. А там, где люди живут плохо, они много воруют. И такие пережитки прошлого глубже корней родимых пятен, если у этих проклятых пятен есть корни. Ясно?

– Да, – сказал он, подумав.

– Вы видели фильм «Багдадский вор»?

– Не-ет.

– Здешний морской вор средней квалификации дает сто очков вперед Кио. Вы видели в цирке Кио?

– Д-да.

– Морской вор будет стоять перед вами, глядеть вам в глаза и не будет шевелить ни единым мускулом. Когда он уйдет, в палубе, на том месте, где он стоял, окажется дырка… Вам уже приходилось отворачивать пробки мерительных трубок?

– Не-ет.

– Так-так. Мерительную трубку отворачивают специальным ключом, у ключа приличный рычаг. Морской вор отворачивает пробку пяткой, глядя вам при этом в глаза. И потом уносит ее пальцами ноги. Пускай это сделает Кио – ему сразу дадут Нобелевскую премию… Были случаи, Банов, что, пока вахтенный штурман инструктировал матроса, как сейчас делаю я, местные умельцы отправляли за борт к себе в лодку все швартовые концы. Итак, вы должны беспрерывно обходить палубу от носа до кормы. И обо всем подозрительном докладывать мне на мост. Хаттрак!

«Хаттрак» означает «до свидания». Перед началом разгрузки я решил выучить несколько арабских слов.

Между выдающимися государственными деятелями и грузовыми помощниками капитанов есть сходство. И те и другие знают, что в момент прибытия есть резон произнести на местном языке одну-две фразы. Например: «Руси и хинди бхай-бхай!», или «Мердека!», или «Гуд монинг, леди энд джентльмены!» Такое вступление облегчает контакт. Дальше можешь уже переходить на родной язык. И заявить, что солнце (которое испепеляет все живое вокруг) символизирует ясность ваших отношений. Или что дождь (который лупит как из ведра) не может омрачить вашей дружбы, а, наоборот, ее подчеркивает.

Моряку полезно знать на местном языке: «Сколько стоит шариковая авторучка, метр гипюра, кофточка?» Отцу нации соответственно: «Сколько стоит пушка, пшеница, атомная электростанция?» Чтобы уловить ответ, надо знать числительные.

И в тишине штилевой ночи на внешнем рейде Латакии я ломал голову над тем, почему наши числа называют арабскими, если они ничего общего с арабскими не имеют. Ни в написании, ни в звучании. Например, «5» пишется в Сирии «0» и произносится «хамси».

Это рассказали мне советские инженеры накануне. Они сидели в каюте ласковые, как ягнята. Им срочно надо было получить 188 ящиков вибраторов для вспомогательной ЛЭП будущей Евфратской гидроэлектростанции. Вибраторы приплыли в первом трюме.

От слова «Евфрат» мне следовало вздрогнуть. Но я поймал себя на мысли, что на Евфрат мне так же наплевать, как на сто тысяч Тигров. Библейские звуки не действовали на мои барабанные перепонки. Я раздумывал о сугубой прозе. Над вибраторами на крышке твиндека были «Волги» в ящиках. «Волги» шли на Иорданию транзитом через Сирию. Выкинуть «Волги» можно было только плавкраном. Наши стрелы тут не годились. Плавкран в Латакии – сверхдефицит. И я знал, что девяносто девять шансов из ста – вибраторы выйдут из трюма последними. Но одному железному правилу я научился. Главное – не скупись на обещания. Если будешь резать правду-матку, тебе перегрызут шею приставаниями, жалобами, упрашиваниями.

– Вибраторы гасят колебания проводов, понимаете? Провода рвутся, когда нет вибраторов… А ветры здесь отчаянные…

– Ребята, я отлично знаю, что Междуречье – кровавое место. Займусь вашим грузом сам.

– Проблема выбора створа для перехода через Евфрат – интереснейшая в мировой практике, – разливались инженеры.

– Ребята, все будет в порядке. Сам буду следить за выброской вибраторов…

– Там скользящие грунты. Как два бутерброда, сложенные маслом на масло. И это на глубине в тридцать пять метров…

– Понимаю, ребята! Масло масляное в квадрате, – говорил я. Мне надо было отвязаться от инженеров во что бы то ни стало.

– Очевидно, придется шприцевать под фундаменты жидкое стекло – сложнейшая техническая задача. И вибраторы…