Томас Гарди - Мэр Кэстербриджа

Был тот час, когда, по народному выражению, «день розовеет», иначе говоря, до наступления сумерек оставалось минут пятнадцать, поэтому Хенчард вначале не заметил, как подействовали на Люсетту его слова.

– Будь это что-нибудь другое… – начала она, и голос ее был так же сух, как ее губы.

– Но ведь это такие пустяки! – горько упрекнул он ее. – Меньше, чем вы мне предложили сами, – это только первый шаг на пути к тому, что вы мне на днях обещали! Я бы и сам сказал ему это, но он мне не поверит.

– Я отказываюсь не потому, что не хочу… а потому, что никак не могу, – проговорила она, все больше волнуясь.

– Вы играете с огнем! – вспыхнул он. – Вы доведете меня до того, что я силой заставлю вас исполнить ваше обещание немедленно.

– Я не могу! – твердила она в отчаянии.

– Почему? Ведь всего пять минут назад я освободил вас от обещания выйти за меня замуж в ближайшее время.

– Потому что… он был свидетелем.

– Свидетелем? Чего?

– Я все скажу вам… Но не браните меня, не браните!

– Хорошо! Так что же вы хотите сказать?

– Он был свидетелем, когда я венчалась… мистер Гроуэр был свидетелем!

– Венчались?

– Да. С мистером Фарфрэ. О Майкл! Я теперь его жена. Мы повенчались на этой неделе в Порт-Брэди. Здесь этого нельзя было сделать по разным причинам. Мистер Гроуэр был нашим свидетелем, потому что он тогда случайно оказался в Порт-Брэди.

Хенчард. остановился, – казалось, его ударили обухом по голове. Его молчание так испугало Люсетту, что она бессвязно залепетала, предлагая ему денег взаймы, чтобы он мог продержаться в течение этих критических двух недель.

– Повенчались с ним? – проговорил наконец Хенчард. – О боже, как же это так: повенчались с ним, хотя обещали выйти за меня?

– Вот как все случилось, – объяснила она дрожащим голосом и со слезами на глазах. – Не надо… не надо быть жестоким со мной!.. Я так полюбила его, и я боялась, как бы вы не рассказали ему о прошлом… и это мучило меня! А потом, после того как я обещала выйти за вас, до меня дошел слух, что вы… продали свою жену на ярмарке, словно лошадь или корову! Как могла я, узнав об этом, исполнить свое обещание? Нельзя же было, рискуя собой, отдать свою судьбу в ваши руки – я бы унизила себя, если бы приняла вашу фамилию после такого скандала. И я знала, что потеряю Дональда, если он не станет моим теперь же, – ведь вы исполнили бы свою угрозу рассказать ему о нашем знакомстве в прошлом, останься у вас хоть один шанс удержать меня этим путем. Но теперь вы этого не сделаете, правда, Майкл, – ведь теперь уже поздно нас разлучать.

Пока они разговаривали, на колокольне церкви святого Петра зазвонили во все колокола, а на улице вдруг загремел городской оркестр, который славился тем, что не жалел барабанных палочек.

– Так, значит, вот почему они устроили такой содом? – сказал Хенчард.

– Да… вероятно, он уже рассказал об этом в городе, а может быть, и мистер Гроуэр рассказал… Можно мне сейчас проститься с вами? Мой… он сегодня задержался в Порт-Брэди и послал меня вперед; я уехала на несколько часов раньше него.

– Выходит, я сегодня спас жизнь его жене!

– Да… и он будет вечно благодарен вам.

– Очень приятно… Эх вы, фальшивая вы женщина! – вспыхнул Хенчард. – Ведь вы дали обещание мне!

– Да, да! Но вы меня принудили, и я тогда не все знала о вашем прошлом…

– Зато я теперь накажу вас по заслугам! Одно лишь слово этому вашему новоиспеченному муженьку о том, как вы за иной ухаживали, – и все ваше драгоценное счастье разлетится вдребезги!

– Майкл… пожалейте меня, будьте великодушны!

– Вы не заслуживаете жалости! Раньше заслуживали, а теперь нет!

– Я помогу вам расплатиться с долгами.

– Получать пособие от жены Фарфрэ… этого только недоставало! Уходите… а не то я скажу еще что-нибудь похуже. Ступайте домой!

Она скрылась за деревьями Южной аллеи в ту минуту, когда оркестр вышел из-за угла, пробуждая в каждом камне отзвуки музыки, гремевшей в ознаменование ее счастья. Не обращая ни на что внимания, Люсетта побежала по переулку и, никем не замеченная, добралась до дома.

То, что говорил Фарфрэ своей квартирной хозяйке, относилось к перевозке его сундуков и других вещей из его прежней квартиры в дом Люсетты. Работа была нетрудная, но подвигалась она медленно, потому что хозяйка то и дело громко выражала удивление по поводу события, о котором ее кратко известили письмом всего несколько часов назад.

В последнюю минуту перед отъездом молодоженов из Порт-Брэди Фарфрэ, как Джона Гилпина, задержали выгодные для него клиенты, а он был не такой человек, чтобы пренебрегать ими даже в теперешних исключительных обстоятельствах. Кроме того, было удобнее, чтобы Люсетта первая вернулась домой. Никто еще не знал о том, что произошло, и лучше было ей самой сообщить новость своим домочадцам и распорядиться переселением супруга в ее дом. Поэтому Фарфрэ отправил в наемной карете свою молодую жену, повенчанную с ним всего два дня назад, а сам направился к стоявшим в нескольких милях от города скирдам пшеницы и ячменя, сказав Люсетте, в котором часу его можно ожидать вечером. Вот почему она пошла встречать мужа после четырехчасовой разлуки.

Расставшись с Хенчардом, она с большим трудом заставила себя успокоиться, и, когда Дональд пришел в «Высокий дом» из своей бывшей квартиры, она была готова принять его. Ей помогло в этом одно очень важное обстоятельство: будь что будет, думала она, а все-таки теперь он принадлежит ей. Через полчаса после ее прихода вошел он, и она встретила его с таким радостным облегчением, какого не испытала бы даже после целого месяца разлуки, проведенного им среди опасностей.

– Я еще кое-чего не сделала, хотя это очень важно… – продолжала она серьезным тоном, когда кончила рассказ о происшествии с быком. – Я не сказала моей милой Элизабет-Джейн о том, что мы поженились.

– А, ты еще не говорила ей? – отозвался он задумчиво. – Я подвез ее от сарая до города, но я ей тоже ничего не сказал, полагая, что она, может быть, уже слышала об этом в городе, но не решается поздравить меня из застенчивости.

– Вряд ли она об этом слышала. Впрочем, я сейчас пойду к ней и узнаю. И вот еще что, Дональд, ты не возражаешь против того, чтобы она по-прежнему жила у нас? Она такая спокойная и непритязательная.

– Нет, конечно, не возражаю… – ответил Фарфрэ чуть-чуть нерешительно. – Но я не знаю, захочет ли она сама.

– Конечно, захочет! – горячо проговорила Люсетта. – Я уверена, что захочет. Кроме того, ей, бедняжке, больше негде жить.

Фарфрэ посмотрел на жену и понял, что она и не подозревает о тайне своей более сдержанной приятельницы. И он еще больше полюбил ее за эту слепоту.