НОРМАН МЕЙЛЕР - ЛЕСНОЙ ЗАМОК

Поначалу они пили в ближайшей пивной, но вскоре Мейрхофер признался, что ему, как городскому бургомистру, это заведение несколько не по рангу. После некоторых колебаний он пригласил Алоиса принять участие в Burgerabend — вечеринке для самых уважаемых представителей городской буржуазии. Такие вечеринки устраивали по четыре раза в неделю; посещать их можно было регулярно или от случая к случаю; причем главный смысл питейных вечеров заключался не в употреблении горячительных напитков, а в обмене мнениями по самым различным вопросам. Вечеринки, пояснил Мейрхофер, проходят в четырех разных кабаках попеременно и сводятся исключительно к душевным разговорам в хорошей компании. Главное, тактично пояснил лавочник, не напиваться и не портить тем самым настроение остальным. Кое-кто, шепнул он, повел себя так, что этих людей больше не приглашают.

— Мы проделали это со всей учтивостью, насколько она уместна в сложившихся обстоятельствах, но вот что важно, Алоис: на таких вечерах человек ни в коем случае не должен утрачивать равновесие. Веселье, разумеется, допускается и приветствуется, но хорошие манеры превыше всего.

— Согласен, — ответил Алоис. — Хорошие манеры — залог приятного времяпрепровождения в достойной компании.

Так что Алоиса ввели в круг «чистой публики», и он почувствовал себя поначалу несколько не в своей тарелке. Но, разумеется, ни разу не «утратил равновесия» и зачастил на вечеринки ради дальнейшего общения с Мейрхофером, тем более что в ближайшей пивной тот перестал бывать вовсе после того, как его там обхамил какой-то пропойца. Хозяин заведения тут же вышвырнул пьянчугу на улицу, однако ноги бургомистра там все равно больше не было.

Дневные часы Алоис сейчас коротал, работая в саду или возясь с новым ульем. Он обзавелся одним-единственным «лангстроттом» и приобрел весьма скромную колонию пчел. Мейрхоферу Алоис объяснил:

— Малость меда для семьи и друзьям подарить, а больше мне и не надо. В Хафельде я слишком много сил отдавал этим крошечным существам, а они ведь буквально пожирают тебя.

— Вот и должность бургомистра тоже тебя пожирает, — отозвался Мейрхофер.

Достаточно быстро Алоис увлекся Burgerabend как таковыми и даже завел себе книжицу латинских изречений, чтобы произвести впечатление на тамошнюю публику. Заучивание цитат оказалось, однако же, делом хлопотным и коварным. Главной проблемой для Алоиса в эти дни была скука. И вот он обнаружил, что у этой проблемы завелась верная помощница — слабеющая память!

Единственной панацеей от томительно тянущихся предвечерних часов стала для Алоиса возня с Эдмундом. В свои четыре года это было самое прелестное дитя изо всех, кому подарил жизнь Алоис; к тому же малыш Эдмунд так любил хлопотать с отцом возле улья, что Кларе пришлось изготовить для него миниатюрную маску и сшить белый комбинезон, а к нему — длинные белые перчатки. Поначалу она даже возроптала: мальчик, мол, для этого слишком мал, но Алоис настоял на своем, благо и сам Эдмунд хотел того же.

Вскоре Алоис вновь влюбился — трепетно и трогательно, потому что понимал: эта любовь станет для него самой последней. Он был целиком и полностью очарован своим младшим сыном. Не только потому, что малыш оказался такой умничкой, но и потому, что был, вдобавок, нежным и ласковым. «Если бы мне повстречалась женщина столь же безупречных достоинств, я бы не задумываясь женился на ней и вовек не расстался», — шутливо повторял про себя Алоис. Ему всегда нравился юмор на грани непристойности. Сейчас он с удовольствием представлял себе разобиженное лицо Клары, услышь она от него эту шутку, и похохатывал, испытывая нежность к младшему сыну, но и к жене тоже. Ведь в ней столько хорошего (чего он, увы, долго не замечал), и все свои достоинства она ухитрилась передать этому ребенку. У Эдмунда, полагал Алоис, отцовский ум и материнские преданность и благожелательность. Практически идеальное сочетание.

Четырехлетний мальчик — а ведь как умен! И как любит пчел! Даже не слишком хнычет, когда пчела, случается, залетает ему под защитную перчатку. Однажды такая залетевшая под перчатку пчела даже укусила его, но мальчик все равно не расплакался. Хотел было, но Алоис успел предостеречь его:

— Ничего не скажем маме. А то она тебя к улью больше не подпустит.

— Нет, папа, — ответил Эдмунд. — Она поступит так, как ты скажешь.

— Может нарывать, — сказал Алоис.

— Это правда. — Эдмунд вздохнул. — Уже очень больно. Мне очень хочется плакать.

И тут отец с сыном рассмеялись.

Вернувшись в дом, они начали играть в таможню. Алоис даже облачился в мундир (который, увы, был ему уже тесноват), а Эдмунд изображал злоумышленника, решившего контрабандой перевезти через границу ценную монету.

— А почему она такая ценная? — поинтересовался мальчик.

— Потому что когда-то принадлежала императору Наполеону. Он носил ее в кармане.

— Неправда! Ты меня дразнишь!

— Ничего не дразню! Мы с тобой играем.

— И мне нравится!

— Вот и прекрасно! А теперь спрячь ее от меня.

— А как же ты получишь ее обратно?

— Я тебя защекочу. И тогда ты поневоле сам мне все скажешь.

— Не скажу!

Но Эдмунд уже смеялся так, словно его вовсю щекочут. Он забрался в платяной шкаф, чтобы отцу не было видно, куда он прячет монету. Присев на корточки за развешенными пальто, он сунул монету себе в башмачок. Сунул с краю, чтобы не расшнуровывать.

Когда мальчик вылез из шкафа, Алоис смерил его строгим взглядом, как еще не разоблаченного, но уже заподозренного контрабандиста.

— Ничего не хочешь сказать мне сам? Эдмунд не без опаски хихикнул.

— Очень хорошо. Если ты упорствуешь, я защекочу тебя.

И Алоис принялся щекотать сына под мышками, пока тот не повалился наземь в приступе безудержного веселья.

— Не надо, папа! Я сейчас описаюсь! Алоис прекратил щекотать.

— Но ты еще не признался!

— Потому что мне не в чем! У меня нет контрабанды!

— Есть. И мы оба знаем. У нас имеется информация о том, что у тебя есть монета самого Наполеона!

— А ты попробуй найди!

И мальчик опять захихикал.

— Да уж можешь не сомневаться.

Алоис разул сына, потряс в воздухе башмачками, и монета выпала.

— Ты арестован! — сообщил он Эдмунду. Мальчик неожиданно разозлился.

— Ты жульничаешь! Жульничаешь! Это не по правилам!

— Попробуй обосновать свою точку зрения.

— Ты сказал, что будешь только щекотать! А сам снял с меня одежду!

— Это не одежда. — Алоис помахал в воздухе детским башмачком. — Одежда — это брюки и пиджаки. А башмаки — это обувь.

— Все равно не по правилам! Ты изменил правила посреди игры. Алоис принял серьезный вид и заговорил подчеркнуто важным голосом:

— Именно этим мы на таможне и занимаемся. То и дело меняем правила игры.