Джудит Леннокс - Следы на песке

Фейт поняла, что проиграла. Она сделала последнюю попытку.

— Если ты научишься заботиться о ней…

— Фейт, от меня не будет в этом никакого толку. — Николь улыбнулась. — Я могу вообще забыть о ней и случайно оставить ее в автобусе или еще где-нибудь. Ты ведь знаешь, что такое может произойти.

— Но…

— Лаура о ней позаботится. Она ее любит. Я буду присылать ей подарки, а когда она подрастет, начну водить ее в театры и в оперу. Ты подберешь ей чудесные платья, Джейк научит ее грести и стрелять…

Глядя на Николь, Фейт думала, что эти два месяца сильно изменили ее внешне. Она стала тоньше, даже выше ростом, а кожа на лице казалась почти прозрачной.

— И что ты собираешься делать, Николь?

— Уехать на некоторое время. Ты ведь знаешь, я не могу долго сидеть на одном месте. Вначале мне очень нравилось здесь, в усадьбе с такой давней историей. Но теперь я чувствую, что этот дом давит на меня.

Она говорила сухим, спокойным тоном. Фейт увидела, что изменения, произошедшие с Николь, были не только внешними: побывав на волосок от смерти, она наконец-то повзрослела.

— Куда ты поедешь?

— Сначала в Лондон. Там масса людей.

Она говорит словами Ральфа, подумала Фейт.

— А Дэвид?

— Дэвида я буду любить всегда. Я хочу ему добра. — Николь соскользнула с подоконника. — Вот увидишь, Фейт, я вернусь. Тебе не о чем беспокоиться.

Николь уехала из Комптон-Деверола в следующем месяце. К тому времени Фейт уже вступила в земледельческую армию, а Дэвид вернулся к своей таинственной работе. Николь сказала Лауре, что собирается в Лондон, чтобы купить белье для малышки и одежду для себя. Она стала более худой, чем была до беременности, и старые платья болтались на ней. Лаура отдала ей все свои талоны на одежду и порекомендовала портниху на Эджвер-роуд, которая отлично перешивает старые платья. Николь обняла свекровь, поцеловала Элизабет и отправилась на станцию.

В поезде, как и всегда в дороге, она почувствовала себя свободной. Словно груз соскользнул с ее плеч. Ей говорили, что женщины не помнят боль, испытанную во время родов, но она убедилась, что это не так. Ее преследовали воспоминания о боли, одиночестве, и что еще хуже — о том состоянии, когда, казалось, ее тело не принадлежит ей. Сейчас она хотела, чтобы все ужасные моменты остались позади.

В Лондоне Николь поселилась в доме на Девоншир-плейс. На следующий день она позвонила работавшей на Би-би-си подруге, и та пообещала помочь ей найти работу. Вечером в дверь постучал Тьери. Он повел ее ужинать в ресторанчик в Сохо. Меню не отличалось разнообразием, но тесный обеденный зал с плотно занавешенными окнами и обвалившейся местами штукатуркой был битком набит свободными от дежурства военными и женщинами. Зажатый в углу пианист играл популярные песни, и публика хором подпевала. Между переменами блюд они танцевали. Остатки депрессии, тяжесть которой Николь постоянно ощущала после рождения Элизабет, улетучились, и Николь повеселела. «В конце концов, мне всего восемнадцать», — напомнила она себе, кружась с Тьери на танцевальном пятачке.

Под утро Тьери проводил ее до дома. Поцеловав ее в тени подъезда, он спросил:

— Разве ты не хочешь пригласить меня войти, Николь?

Она покачала головой.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что ты можешь неправильно это истолковать.

Тьери насупился.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Тьери. Ты решишь, что я приглашаю тебя в постель.

— Но разве ты сама этого не хочешь? — В его голосе слышалась обида.

Действительно, ее тело, измученное родами, начало оживать от его поцелуя. Но это ничего не значило.

— Понимаешь, Тьери, я считаю, что близкие отношения возможны только с тем, кого по-настоящему любишь.

Она увидела в его глазах боль. Это было так не похоже на него.

— Тогда зачем ты приехала сюда? Почему не осталась ждать своего мужа в загородном доме?

— Видишь ли, любовь бывает разная. Я думала, что Дэвид будет для меня всем, но этого не произошло. — Она впервые спокойно призналась себе в этом.

— Значит, ты собираешься бросить беднягу, — сказал Тьери, доставая портсигар.

— Лучше сделать это сейчас, разве нет? Тогда он сможет найти себе другую. Я не могу оставаться с Дэвидом, даже если буду продолжать делать вид, что он — моя настоящая любовь. Я подвела его.

Тьери чиркнул спичкой и, прищурившись, пристально посмотрел на нее.

— Каким это образом?

— Я родила девочку, а не мальчика. Дэвиду нужен сын. Поэтому мне лучше расстаться с ним сейчас, чтобы он смог найти женщину, которая родит ему сына.

Некоторое время Тьери молча курил, потом сказал:

— Это всего лишь предлог, Николь.

Она пожала плечами.

— Думай как хочешь. Но это одна из причин, и очень важная. Я знаю, что не смогу быть такой женой, какая нужна Дэвиду. И не смогу быть хорошей матерью для Элизабет. Им от меня не будет никакой пользы. Я старалась, но у меня ничего не вышло. Поэтому мне лучше уйти сейчас. Чем дольше я пробуду с ними, тем тяжелее будет разрыв.

— Но ты не собираешься спать со мной? — спросил он.

— Не сегодня, милый. Может быть, в другой раз, но сейчас мне надо немного побыть одной.

Она сама удивилась этому своему желанию.

Когда два дня спустя, танцуя в клубе «Гвозди», Николь узнала, что Тьери погиб, она не сразу поверила в это. «Сбили над Голландией, — сказали ей. — Упал в море». Она была убеждена, что произошла ошибка, что в любой момент он может войти в комнату и посмотреть на нее своими темными глазами, которые видели ее насквозь. Другие тоже гибли — Джонни, который катал ее на лодке по гладким зеленым водам Эйвона; канадец, научивший ее танцевать джайв, и тот голландский паренек с велосипедом. И еще многие другие. Но ей никогда не приходило в голову, что Тьери может погибнуть. Разве можно брать такую цену с того, кто и так много заплатил?

В начале ноября Фейт стала работать на молочной ферме Руджес, затерянной среди холмов Сомерсета, неподалеку от Тонтона.

Когда она обмолвилась о том, что ее поселили к миссис Фицджеральд, девушки вытаращили глаза.

— Ты знаешь, что она колдунья? — спросила одна из них. — Бетти Лисмор сбежала от нее через неделю и получила комнату у почтальонши.

Дом миссис Фицджеральд стоял среди леса, в конце извилистой грязной дороги. По вечерам там кричали совы-сипухи и слабый свет месяца поблескивал на несимметрично скошенной крыше. К изначально одноэтажному кирпичному зданию пристроили несколько маленьких комнаток, сделанных из деревянных ящиков и выпрямленных молотком металлических коробок. На металлических стенах еще сохранились остатки рекламы тех продуктов, которые когда-то находились в коробках. Вечером, лежа в постели, Фейт читала на стенах: «Кастильское средство против старения кожи»; «Овалтин — лучший напиток для успокоения нервов».