Джейн Остин - Гордость и гордыня

— Милая тетенька, вы говорите так серьезно!

— Да, и, надеюсь, ты отнесешься к моим словам столь же серьезно.

— В таком случае вам не о чем тревожиться, я позабочусь о себе и о мистере Уикхеме тоже. Он в меня не влюбится, если в моих силах помешать этому.

— Элизабет, будь же серьезной!

— Прошу у вас прощения. Попытаюсь еще раз. Пока я не влюблена в мистера Уикхема. Решительно нет. Однако он, вне всяких сомнений, самый привлекательный молодой человек из всех, кого я знаю, и если он начнет испытывать ко мне нежное чувство… я полагаю, лучше, чтобы подобного не случилось. Я понимаю, насколько это было бы неразумно. Ах, я не вы ношу мистера Дарси! Мнение папеньки обо мне большая для меня честь, и я не хотела бы его лишиться. Однако папенька благоволит к мистеру Уикхему. Короче говоря, милая тетенька, мне было бы очень грустно причинить кому-нибудь из вас горе. Однако каждый день мы видим, что для влюбленных отсутствие у них средств к существованию лишь очень редко становится помехой, так как же я могу поручиться, что окажусь разумнее столь многих, если подвергнусь соблазну? Или даже сочту, что противиться ему разумно? Поэтому я могу лишь обещать вам, что не буду спешить. Что не потороплюсь поверить, будто я для него важнее всего на свете. И в его обществе не буду предаваться мечтам. То есть я сделаю все, что в моих силах.

— Пожалуй, будет лучше, если ты постараешься, чтобы он не бывал здесь столь часто. Хотя бы не напоминай своей маменьке, что она забыла его пригласить.

— Как я сделала вчера! — сказала Элизабет с виноватой улыбкой. — Совершенно верно, будет разумно избегать подобного. Но не думайте, будто он всегда бывает здесь столь часто. На этой неделе его приглашали ради вас. Вы ведь знаете, как маменька убеждена, будто ее гостям необходимо общество. Но, честное слово, я правда попробую поступать как можно благоразумнее, и, надеюсь, вы мною довольны?

Тетушка заверила ее, что только этого и желала. Элизабет поблагодарила ее за добрые советы, и они расстались. Замечательный пример того, как подобные наставления не были выслушаны с раздражением и досадой.

Мистер Коллинз прибыл в Хартфордшир вскоре после отбытия Гардинеров с Джейн, но остановился у Лукасов, избавив миссис Беннет от всяких хлопот. Приближался день его свадьбы, и она наконец настолько смирилась, что признала ее неизбежной и очень кислым тоном повторяла, как она желает, чтобы «они были счастливы». Бракосочетание было назначено на четверг, и в среду мисс Лукас пришла к ним с прощальным визитом. Когда она поднялась, собираясь уходить, Элизабет, стыдясь неприязни, с какой ее маменька произносила свои добрые пожелания, и искренне расчувствовавшись, вышла из гостиной вместе с ней. Когда они спускались по лестнице, Шарлотта сказала:

— Я надеюсь, ты будешь мне часто писать, Элиза.

— B этом ты не обманешься.

— И я хочу просить тебя еще об одном одолжении. Ты не приедешь повидать меня?

— Мы, надеюсь, будем часто видеться в Хартфордшире.

— Некоторое время я, конечно, буду жить в Кенте безвыездно. Поэтому обещай, что приедешь в Хансфорд.

Отказать ей Элизабет не могла, хотя полагала, что визит этот никакой радости ей не доставит.

— Папенька и Мария приедут ко мне в марте, — добавила Шарлотта, — и я бы очень хотела, чтобы ты приехала с ними. Право, Элиза, я буду ждать тебя с не меньшим нетерпением, чем их.

Бракосочетание свершилось, молодожены прямо от церковных дверей отбыли в Кент, и всем нашлось что сказать и что выслушать по этому поводу ровно в той мере, какая положена в подобных случаях. Элизабет вскоре получила от подруги первое письмо, и они начали обмениваться посланиями так же часто и аккуратно, как в прежнее время, но былая откровенность теперь стала невозможной. Элизабет всякий раз, когда садилась за письмо, не могла не почувствовать, что утешительной душевной близости между ними больше нет, и хотя решила поддерживать переписку, но лишь ради прежних дней, а не нынешних. Первые письма Шарлотты вскрывались с большим любопытством. Элизабет не терпелось узнать, как она отзовется о своем новом доме, как ей понравилась леди Кэтрин и насколько счастливой она посмеет себя назвать. Однако всякий раз, кончая читать, Элизабет убеждалась, что обо всем этом Шарлотта писала именно так, как она и ожидала. Письма дышали бодростью, Шарлотта, казалось, ни в чем не испытывала недостатка и ни о чем не отзывалась кроме как с похвалой. Дом, меблировка, окрестности и дороги оказались совершенно в ее вкусе, а обхождение леди Кэтрин было самым добрыми любезным. Именно так мистер Коллинз рисовал Хансфорд и Розингс, только в более восторженных тонах. И Элизабет пришла к выводу, что узнать остальное она сможет, только когда поедет туда сама.

Джейн уже прислала сестре коротенькую записку, сообщая, что они благополучно добрались до Лондона. И Элизабет надеялась, что в своем втором письме она сможет что-нибудь сообщить о Бингли и его сестрах.

Нетерпение, с каким она ждала этого второго письма, было вознаграждено именно так, как обычно вознаграждается нетерпение. Джейн провела в столице неделю, не повидав Каролины и не получив от нее даже записочки. Однако она нашла этому объяснение: видимо, ее последнее письмо из Лонгборна по несчастной случайности где-то затерялось.

— «Тетенька, — продолжала она, — завтра едет в ту часть города, и я воспользуюсь случаем побывать на Гросвенор-стрит».

Она написала после этого визита, когда повидала мисс Бингли. «Мне показалось, что Каролина невесела, — были ее слова, — но она была очень рада мне и попрекала меня за то, что я не сообщила ей, когда приеду в Лондон. Я была права: она не получила моего письма. Разумеется, я осведомилась о ее брате. Он здоров, но все время проводит с мистером Дарси, и они почти его не видят. Я узнала, что они ждут к обеду мисс Дарси. Как бы я хотела ее увидеть! Мой визит продолжался недолго, потому что Каролина и миссис Хэрст как раз собирались ехать с визитами. Полагаю, я скоро увижу их здесь».

Читая это письмо, Элизабет покачивала головой. Оно убедило ее, что мистер Бингли не узнает про приезд Джейн в столицу, если только не вмешается случай.

Миновали четыре недели, но Джейн его таки не увидела. Она пыталась убеждать себя, что ничуть об этом не жалеет. Но уже не могла оставаться слепа к пренебрежению мисс Бингли. Две недели, проводя каждое утро в ожидании и каждый вечер придумывая новые оправдания Каролине, она наконец удостоилась ее визита. Но его краткость и перемена в обхождении мисс Бингли не позволили Джейн долее себя обманывать. Письмо, которое она написала сестре тогда же, откроет все ее чувства.

«Моя милая Лиззи, я уверена, не способна позлорадствовать, если ее суждение оказалось вернее моего, когда я признаюсь, что глубоко заблуждалась касательно расположения мисс Бингли ко мне. Однако, милая сестрица, хотя ты оказалась права, не сочти меня упрямой, если я по-прежнему считаю, что, памятуя, как она со много обходилась, мое доверие к ней было столь же естественным, как твои подозрения. Я совершенно не понимаю, зачем она пожелала подружиться со мной, но, повторись что-либо подобное, я уверена, что вновь обманулась бы. Каролина вернула мой визит лишь вчера, а до этого я не получила ни единой записки, ни единой строчки. Когда же она приехала, было видно, что ей этого совершенно не хотелось. Она небрежно извинилась, что не заехала раньше, ни слова не сказала о том, что хочет снова со мной увидеться, и во всех отношениях так переменилась, что я, когда она уехала, твердо решила больше не поддерживать это знакомство. Мне жаль ее, хотя я не нахожу ей оправдания. Она поступила очень дурно, оказывая мне столь особое внимание. Я могу не колеблись утверждать, что она, а не я искала нашей дружбы. Однако я жалею ее, потому что она не может не чувствовать, насколько дурно поступала, и потому, что причиной, я совершенно убеждена, была тревога за брата. Думаю, ты понимаешь, что я подразумеваю. Хотя мы обе знаем беспричинность подобной тревоги, но если она ее испытывает, то в ней-то и кроется причина такого обхождения Каролины со мной. Он так — и вполне заслуженно — дорог своей сестре, что любая тревога, которую она за него испытывает, вполне естественна и похвальна. Но я не могу не удивляться, что она и сейчас питает подобный страх, ведь если бы он испытывал ко мне хоть какую-нибудь нежность, то мы увиделись бы уже давным-давно. Ему известно, что я в Лондоне, в этом меня убедили некоторые ее слова. Тем не менее она держалась так, будто хотела убедить себя в его расположении к мисс Дарси. Я не могу этого понять. Если бы я не опасалась судить ее слишком строго, то, наверное, не удержалась бы и сказала, что все это слишком похоже на обдуманный обман. Но я постараюсь отогнать все печальные мысли и буду думать только о том, что делает меня счастливой. O твоей любви ко мне и неизменной доброте милых дяди и тети. Поскорее ответь мне. Мисс Бингли сказала что-то о том, что он больше не вернется в Недерфилд, не станет продлевать аренду. Однако без большой уверенности, так что лучше не упоминай об этом. Я чрезвычайно рада, что ты получаешь такие хорошие известия о наших друзьях в Хансфорде. Прошу, поезжай повидать их с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, ты очень хорошо проведешь там время.