Шарлотта Бронте - Эмма Браун

Он был интересным рассказчиком и к тому же обладал удивительным даром увязывать воедино обычные женские сплетни с серьезной мужской беседой. Таким образом, в его компании было интересно и женам, и мужьям. Никто не мог точно сказать, к какому социальному классу он принадлежит, и из этого обстоятельства он извлекал выгоду. Он говорил с легким, едва уловимым акцентом и, вне всякого сомнения, обладал огромным обаянием. Рассказывая свои забавные истории, он придерживался одного важного правила: никогда не говорил ничего плохого о хозяевах дома, в котором перед этим побывал с визитом. Поэтому ему были одинаково рады как в богатых усадьбах, так и в таких скромных домах, как мой. Мистеру Эллину нравился образ жизни странствующего гостя, основным преимуществом которого было то, что ему не нужно было ни о чем заботиться. Он никогда никому не дарил подарков и не ожидал этого от других, никогда ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей прошлой жизни и никогда не принимал в своем доме гостей (ведь не может же бедный холостяк, у которого всего один слуга, устраивать у себя званые обеды). В такой ситуации ему оставалось только самому ходить в гости. Женщина не могла бы вести подобный образ жизни. Такое могут себе позволить только мужчины или прелестные маленькие дети.

– И еще пару слов о Матильде, – сказал мистер Эллин, остановившись в дверях. – Конечно, я приложу все усилия для того, чтобы разгадать тайну ее прошлого, но мне не хотелось бы вот так ее оставлять. Я не могу больше доверять заботу о ней сестрам Вилкокс.

– Пришлите ее ко мне, – решительно сказала я. – Я на Рождество остаюсь одна и поэтому буду рада провести праздники вместе с этой девочкой.

Мистер Эллин с радостью принял мое предложение.

– Но должен вас предупредить, что она не совсем обычный ребенок, – сказал он.

Когда мистер Эллин привез это маленькое существо, то мне показалось, что я вижу перед собой сказочного эльфа. Не то чтобы она казалась неким возвышенным существом, нет, скорее существом «не от мира сего». Старое и потрепанное платье служанки, которое было на ней надето, только усиливало это впечатление. На ее бледном лице залегли темные тени, а волосы были причесаны кое-как. Ей было совершенно безразлично, куда ее привезли и как выглядит ее новое жилище. Казалось, что она не человек, а посылка, которую доставили от отправителя к получателю. Я сказала ей, чтобы она не стеснялась и чувствовала себя, как дома. Девочка осторожно села на краешек стула и отвела глаза в сторону. Похоже, она совершенно спокойно восприняла свой переезд, не выказав при этом ни удивления, ни особой радости. Конечно, мне в жизни не раз доводилось иметь дело с несчастными и обездоленными детьми, но эта девочка показалась мне самым оскорбленным и униженным ребенком на свете. Мистер Эллин представил нас друг другу и тут же собрался уходить. Девочка быстро повернулась к нему и посмотрела так, словно просила его о чем-то или о чем-то сожалела. Я проводила его до двери. Он задержался на несколько минут, чтобы поговорить со мной наедине.

– Все еще хуже, чем я предполагал. Мисс Вилкокс продала все ее оставшиеся вещи, чтобы покрыть убытки, которые она понесла.

– Я еще не отдала те вещи, которые переделывала. Я верну их девочке.

– Оставьте мне какую-нибудь вещицу, она может понадобиться для опознания, – сказал мистер Эллин и покинул мой дом, а я вернулась к несчастному ребенку, которого доверили моим заботам.

– У меня есть кое-какие твои платья, – радостно сказала я. – Мисс Вилкокс попросила меня привести их в порядок. Хочешь надеть какое-нибудь из них?

Она слегка покраснела и покачала головой.

– Тебе не нужны твои платья? Они действительно твои?

– Нет, они не мои. У меня ничего нет, – сказала она, но потом, сжав рукой подол своего грубого платья, добавила: – Вот это платье мое. Мне его дали.

Я наклонилась к ней поближе и спросила:

– Неужели у тебя вообще ничего нет? Даже какой-нибудь безделушки, напоминающей тебе о детстве? Может быть, есть какая-нибудь кукла или игрушка, которую подарил человек, любивший тебя?

Казалось, что мои расспросы встревожили ее. Она затаила дыхание и отвернулась.

– У меня есть кольцо, – сказала она.

– Почему же ты его не носишь?

Она бросила на меня быстрый оценивающий взгляд, пытаясь понять, насколько мне можно доверять.

– Тогда бы у меня его забрали. Я спрятала его, – призналась она.

– Скажи, куда ты его спрятала, и мы его найдем.

– Слишком поздно. Я его оставила там, где его никто не сможет найти.

Хотя внешне она оставалась спокойной, но я почувствовала, что она чем-то встревожена. Я села рядом с ней и сидела так, пока она не успокоилась.

– Я хотела бы сшить тебе платье, – сказала я. – Это доставит мне удовольствие. Я отдам его тебе, и оно станет твоим.

Она с некоторым недоверием наблюдала за мной, когда я доставала ткани. Я купила их для того, чтобы обновить свой зимний гардероб, но подумала, что я все-таки лучше одета, чем моя гостья. Так как я была уже не молода, то и вкусы мои соответственно изменились. Теперь в одежде я предпочитала умеренные, неяркие тона. Я положила перед ней кусок темно-зеленой ткани из шерсти альпаки, кусок темно-серого кашемира и кусок шотландки. При виде тканей она несколько оживилась. Я подумала, что ее вкусы не совпадают с моими. Через некоторое время она робко указала пальцем на зеленую ткань.

– Как бы ты хотела, чтобы я украсила платье? – спросила я. – Кружевом или лентой?

Она снова покачала головой.

– Ты можешь выбрать все, что хочешь, – мягко сказала я.

Она заговорила тихим, едва слышным голосом.

– Я хочу, чтобы в этом платье можно было свободно двигаться, – сказала она. – Чтобы я могла в нем бегать и оно не стесняло бы моих движений. Оно должно быть таким, чтобы я его почти не замечала.

Я решила, что с ней не стоит спорить. Да и хвалить ее тоже не стоит.

– Я отделаю его узенькой полосочкой коричневого бархата, – сказала я. – Ты будешь похожа на зеленый листочек.

Я сняла с нее мерки (она была просто болезненно худой), расстелила ткань на столе и стала обдумывать, как ее раскроить. Я радовалась, что у меня теперь есть занятие. Все мои попытки завязать с ней беседу оказались тщетными. К тому же мне не хотелось казаться навязчивой. Если у нее не было потребности говорить со мной, то не стоило и заставлять ее. Разговор не обязательно должен быть обменом репликами между собеседниками. Иногда бывает так, что один человек рассказывает, а другой молча слушает его. Я помнила о том, что мне говорил мистер Эллин, и поэтому не собиралась рассказывать этому ребенку всяческие небылицы. Нет, я расскажу ей историю из жизни. Ту историю, которая близка и дорога мне самой. Короче говоря, я решила поведать ей о своей жизни. Совершая короткий экскурс в мою юность, воспоминания о которой затмевали в моем сердце все другие воспоминания, я была рада, что у меня есть такой непритязательный слушатель.