Франс Бенгстон - Викинги

Это успокоило Соломона, а к утру ветер утих и море успокоилось, им обоим полегчало. Соломон со­всем позеленел лицом, но дружески улыбался Орму и, казалось, совсем не обижался на его поведение про­шлой ночью. Он указал пальцем на всходившее далеко за морем солнце. Он подыскал известные уже ему слова и сказал, что это — красные крылья утра, и что там живет его Бог. Орм ответил, что его Бог кажется ему такого рода божеством, от которого лучше нахо­диться на разумном расстоянии.

Позднее, в то же утро, они различили вдалеке от себя горы. Подплыв к берегу, они столкнулись с трудностями в поисках подходящей укрытой бухты, в которой можно было бы бросить якорь. Еврей сказал, что эта часть побережья не знакома ему. Они шли на берег и сразу же вступили в конфликт с обитателями здешних мест, которых было очень мно­го. Но местные вскоре убежали, и люди Крока раз­грабили их хижины, вернувшись на корабль с не­сколькими козами, а также с другой пищей и с одним-двумя пленниками. Разожгли костры, и все ра­довались тому, что удалось достичь земли без каких-либо крупных неприятностей и что можно вновь ощутить во рту приятный вкус жареного мяса. Токе все обыскал в поисках пива, но найти ему удалось только несколько бурдюков вина, которое было на­столько терпким и кислым, что, по его словам, он чувствовал, как содрогается его желудок, когда он пил его. Поскольку он не мог выпить всего вина, то отдал другим то, что осталось, и весь остаток вечера просидел в одиночестве, печально напевая самому себе, а по бороде у него текли слезы. Берне предуп­редил остальных, чтобы его не беспокоили, потому что он становился опасен, когда напивался до такой стадии, что начинал плакать.

Соломон допросил пленников и сказал викингам, что они находятся в стране графа Кастильского, а то место, куда он хочет их привести, находится далеко на западе. Крок сказал, что придется подождать переме­ны ветра, чтобы было легче двигаться в том направ­лении, а пока что им остается только есть и отдыхать. Но, добавил он, ситуация может осложниться, если значительные силы противника атакуют их здесь в то время, как ветер дует с моря, или вражеские корабли блокируют им выход из бухты. Но Соломон, по мере своих возможностей, объяснил, что такая опасность невелика, поскольку у графа Кастильского почти нет кораблей в море, и ему потребуется значительное время, чтобы собрать достаточные силы для того, чтобы причинить им вред. В прежние времена, рассказал он им, этот граф Кастильский был сильным правителем, но сейчас он вынужден преклонять колено перед мав­рским халифом в Кордове и даже платит ему дань, потому что, за исключением только императора Гер­манского Отто и императора Константинопольского Василия, нет в мире монарха столь же сильного, как халиф Кордовский. При этих словах все громко рас­смеялись, сказав, что еврей несомненно говорит то, что он считает правдой, но он, видимо, мало осведомлен относительно данного вопроса. Неужели, спросили они его, он никогда раньше не слыхал про короля Харальда Датского, и разве он не знает, что нет в мире короля столь же могущественного, как он?

Орм был все еще слаб после своей морской болезни и не хотел есть, что заставило его забеспокоиться, не заболел ли он чем-нибудь более серьезным, потому что он всегда волновался за свое здоровье. Вскоре он свернулся калачиком подле одного из костров и глу­боко заснул, но ночью, когда весь лагерь затих, при­шел Токе и разбудил его. По щекам Токе текли слезы, он заявил, что Орм — его единственный друг, и ему хотелось бы, если можно, спеть ему одну песню, кото­рую он только что вспомнил. В песне пелось о двух медвежатах, объяснил он, он услыхал ее еще ребенком от своей матери, и это — самая красивая песня, какую он когда-либо слышал. Сказав это, он сел на землю рядом с Ормом, вытер слезы и начал петь. Орм имел одну особенность, она состояла, в том, что ему трудно было быть общительным, когда его только что разбу­дили после крепкого сна. Однако он не сказал ни одного слова в знак протеста, а просто перевернулся на другой бок и попытался заснуть снова.

Токе не смог вспомнить большую часть своей пес­ни, и это вновь расстроило его. Он пожаловался на то, что весь вечер просидел в одиночестве, и никто не пришел составить ему компанию. Особенно больно ему от того, что Орм ни разу даже не взглянул по-дружес­ки в его сторону, чтобы подбодрить его, а он всегда считал Орма своим лучшим другом, с того самого момента, как они встретились. Но теперь он понимает, что Орм — всего-навсего никчемный мерзавец, как и все жители Скании; а когда такой щенок, как он, забывает, как надо себя вести, то единственным лекарством против этого может быть только хорошая взбучка.

С этими словами он вскочил на ноги и стал огля­дываться в поисках палки, но Орм, который к этому времени уже совсем проснулся, поднялся и сел на землю. Когда Токе увидел это, он попытался нанести ему удар ногой, однако, как только он поднял ногу для удара, Орм выхватил головешку из костра и бросил ее Токе в лицо. Токе не успел нанести удар и упал на спину, но через мгновение уже снова был на ногах. Лицо его побледнело, он был ослеплен яростью. Орм также вскочил на ноги, теперь они стояли друг против друга. Ярко светила луна, но в глазах Орма вспыхи­вали опасные красные огоньки, когда он в бешенстве бросился на Токе, который попытался выхватить меч. Меч Орма лежал в стороне, и у него не было времени поднять его. Токе был крупный и сильный человек, широкий в кости и с огромными руками, Орм же еще не дорос до своей полной силы, хотя уже и сейчас он был достаточно силен для того, чтобы справиться с большинством мужчин. Он обхватил шею Токе одной рукой а другой — схватил правую руку Токе, чтобы не дать тому вытащить меч, но Токе крепко вцепился в Орма, неожиданным рывком приподнял его от земли и перебросил через голову, как пушинку. Орму, одна­ко, удалось сохранить захват, хотя чувство у него было такое, будто позвоночник его может сломаться в любую минуту, и вывернуться, уперевшись одной ногой Токе в поясницу. Затем он стал заваливаться на спину, увлекая за собой Токе, и, собрав воедино все силы, сумел перевернуться, так что Токе оказался под ним, лицом уткнувшись в землю. К этому времени еще несколько членов отряда были разбужены шумом, и Берсе бежал к ним с веревкой, бормоча, что ничего другого и нельзя ожидать, если позволить Токе так нализаться. Они крепко связали его по рукам и ногам, хотя он боролся изо всех сил, чтобы помешать им. Однако, через некоторое время он успокоился и вскоре стал кричать Орму, что вспомнил всю песню до конца. Он начал было петь, но Берсе облил его водой, после чего тот заснул.

Проснувшись на следующее утро, Токе стал ярос­тно ругаться, обнаружив, что связан. Он не мог вспом­нить ничего из того, что произошло. Когда ему расска­зали, он стал мучиться угрызениями совести за свое поведение и объяснил, что большая его беда состоит в том, что выпивка иногда делает его трудным в общении. Пиво, сказал он, полностью изменяет его, а сейчас выяснилось, что и вино оказывает на него такое же действие. Он стал обеспокоенно спрашивать, не считает ли Орм теперь его своим врагом, из-за его поведения прошедшей ночью. Орм ответил, что нет, Добавив, что с удовольствием продолжит схватку в любое удобное для Токе время. Но он попросил Токе пообещать ему одну вещь, а именно — воздерживать­ся от пения, поскольку скрежет козодоя и карканье вороны на крыше сарая являются намного более ме­лодичными, чем его ночные серенады. Токе рассмеял­ся и пообещал, что постарается исправить свои талан­ты в этом отношении, поскольку он вообще-то добрый человек, за исключением тех случаев, когда пиво или вино портят его характер.