Люси Монтгомери - Аня из Зеленых Мезонинов

Тем временем плоскодонка проплыла под мостом и вскоре затонула. Руби, Джейн и Диана, ожидавшие ее прибытия на мысе ниже по течению, увидели, как она исчезла под водой, и даже не усомнились, что и Аня утонула вместе с ней. На мгновение они застыли, бледные как полотно, пораженные ужасом перед этой трагедией, а потом, визжа на самой высокой ноте, неистово помчались через лес, даже не остановившись на большой дороге, чтобы обернуться в сторону моста. Аня, отчаянно цепляясь за свою ненадежную опору, видела их летящие фигурки и слышала их визг. Помощь скоро должна прийти, но пока ее положение было весьма неприятным.

Минуты текли; каждая казалась часом несчастной лилейной деве. Почему никто не приходит? Куда побежали девочки? А что, если они упали в обморок, все как одна? А что, если никто не придет? А что, если она так устанет и окоченеет, что не сможет больше держаться? Аня взглянула в пугающие зеленые глубины под своими ногами, где качались длинные неясные тени, и содрогнулась. Воображение начало разворачивать перед ней самые страшные картины. И тогда, когда она уже думала, что ей не продержаться и минуты из-за боли в руках и запястьях, под мостом появился Гилберт Блайт в плоскодонке Хармона Эндрюса!

Гилберт взглянул вверх и, к огромному своему удивлению, увидел маленькое бледное личико с гордым выражением, глядевшее на него сверху большими испуганными, но вместе с тем полными презрения глазами.

— Аня Ширли? Да как ты здесь очутилась? — воскликнул он и, не дожидаясь ответа, подвел лодку ближе к свае и протянул руку. Выхода не было. Аня ухватилась за руку Гилберта, спустилась в плоскодонку и села на корме, испачканная и злая, держа обеими руками шаль, с которой капала вода, и мокрую салфетку. Действительно, было крайне трудно сохранять достоинство в таких обстоятельствах!

— Что случилось, Аня? — спросил Гилберт, берясь за весла.

— Мы играли в Элейн, — объяснила Аня холодно, даже не глядя на своего спасителя, — и я должна была плыть в Камелот в барке… ну, то есть в плоскодонке. Лодка стала протекать, и, когда она проплывала под мостом, я влезла на сваю. Девочки побежали звать на помощь. Не будешь ли ты так добр, чтобы подвезти меня к пристани?

Гилберт любезно подвел лодку к мосткам, и Аня, презрев помощь, сама проворно выскочила на берег.

— Я тебе очень обязана, — сказала она высокомерно, поворачиваясь, чтобы уйти. Но Гилберт тоже выскочил из лодки и, желая задержать Аню, положил ладонь ей на плечо.

— Аня, — сказал он торопливо, — послушай. Не можем ли мы стать друзьями? Мне ужасно жаль, что я тогда посмеялся над твоими волосами. Я не хотел тебя обидеть и сказал это просто в шутку. К тому же это было так давно. Я думаю, что у тебя ужасно красивые волосы, честно. Давай дружить!

На мгновение Аня заколебалась. Несмотря на все ее оскорбленное достоинство, у нее появилось какое-то странное новое чувство, что это наполовину несмелое, наполовину горячее выражение карих глаз Гилберта ей очень приятно видеть. Сердце ее быстро и сильно забилось. Но горечь прежнего унижения быстро укрепила ее поколебленную было решимость. Сцена двухлетней давности вспыхнула в ее воспоминании так живо, словно все произошло вчера. Гилберт назвал ее «морковкой» и навлек на нее позор перед всей школой. Ее негодование, которое взрослым людям показалось бы таким же смешным, как и его причина, ничуть не унялось и не ослабело со временем. Она ненавидит Гилберта Блайта! Она не простит его никогда!

— Нет, — ответила она холодно. — Я никогда не буду с тобой дружить, Гилберт Блайт. Не хочу!

— Хорошо! — Гилберт прыгнул в свой челн, раскрасневшись от гнева. — Я никогда больше не попрошу тебя дружить со мной, Аня Ширли! Мне тоже это не очень-то нужно!

Он быстро поплыл прочь, раздраженно ударяя веслами по воде, а Аня пошла вверх по крутой, поросшей папоротниками тропинке между кленами. Она держала голову очень высоко, но сознавала, что испытывает странное чувство сожаления. Она почти жалела, что не ответила Гилберту по-другому. Конечно, он ужасно оскорбил ее, но все-таки!..

А в целом ей казалось, что было бы облегчением сесть и хорошенько выплакаться. Она чувствовала, что совершенно потеряла присутствие духа; пережитый испуг и физическая усталость давали себя знать.

На полпути она столкнулась с Джейн и Дианой, которые мчались назад к пруду, в состоянии мало чем отличающемся от настоящего безумия. Они не нашли никого в Садовом Склоне, мистера и миссис Барри не было дома. Там у Руби началась истерика, и ее оставили в доме справляться с собой, как сама знает, в то время как Джейн и Диана понеслись через Лес Призраков и ручей в Зеленые Мезонины. Там тоже никого не было: Марилла уехала в Кармоди, а Мэтью косил сено на дальних лугах.

— Ах, Аня! — задыхаясь, вымолвила Диана, бросившись на шею подруге со слезами облегчения и радости. — Ах, Аня… мы думали… ты… утонула… и мы чувствовали себя убийцами… потому что заставили… тебя быть… Элейн!.. А Руби в истерике!.. Ах, Аня, как ты спаслась?

— Я влезла на одну из свай под мостом, — объяснила Аня утомленно, — а Гилберт Блайт подплыл в лодке мистера Эндрюса и привез меня на берег.

— Ах, Аня, как он замечательно поступил! Это так романтично! — воскликнула Джейн, которая наконец отдышалась и смогла заговорить. — Конечно же теперь ты будешь с ним разговаривать!

— Конечно же не буду! — вспыхнула Аня; к ней в тот же миг вернулся прежний мстительный дух. — И запомни, Джейн, я не хочу никогда больше слышать слово «романтично»! Мне ужасно жаль, что вы так испугались, девочки. Это я виновата. Я чувствую, что родилась под несчастливой звездой. Все, что я делаю, плохо кончается для меня и моих лучших друзей. Мы утопили лодку твоего отца, Диана, и у меня предчувствие, что нам больше не позволят кататься на лодке по пруду.

Анино предчувствие оправдалось лучше, чем обычно оправдываются предчувствия. И в доме Барри, и в доме Касбертов все были поражены ужасом, когда узнали о событиях этого дня.

— Да станешь ли ты когда-нибудь благоразумной, Аня?

— О да. Я думаю, что стану, Марилла, — отвечала Аня с оптимизмом. Обильные слезы, которые она пролила в благодатном уединении своего мезонина, успокоили ее нервы и возвратили ее к привычному радостному взгляду на жизнь. — Я думаю, что мои перспективы стать благоразумной теперь улучшились!

— Не пойму, каким образом, — сказала Марилла.

— А вот каким, — объяснила Аня. — Я получила сегодня новый и ценный урок. С тех пор как я приехала в Зеленые Мезонины, я все время делала ошибки, но каждая из них помогала мне избавиться от какого-нибудь большого недостатка. История с аметистовой брошкой научила меня не трогать того, что мне не принадлежит. Страх, пережитый в Лесу Призраков, научил меня держать в узде мое воображение. Болеутоляющий пирог излечил меня от невнимательности на кухне, а выкрашенные волосы — от тщеславия. Я не думаю теперь о моих волосах и носе… по крайней мере, очень редко. А сегодняшнее приключение избавит меня от излишней романтичности. Я пришла к выводу, что не стоит и пытаться быть романтичной в Авонлее. Это, вероятно, было легко в окруженном башнями Камелоте сотни лет назад, но романтичность не ценится в наше время. Я совершенно уверена, что скоро вы увидите во мне огромные перемены к лучшему в этом отношении, Марилла.