Хуан Рульфо - Педро Парамо

— Я, кажется, не совсем правильно поступил, дон Педро, и поэтому решил вернуться. Я с удовольствием буду и дальше вести ваши дела.

Нотариус говорил это, сидя в кабинете Педро Парамо. Не прошло еще и получаса с той минуты, как он отсюда вышел.

— Хорошо, Херардо. Бумаги там, где ты их положил.

— Я хотел бы также… Нельзя ли мне в связи с переездом… Расходы… Небольшой аванс в счет моего гонорара… Ввиду, так сказать, чрезвычайных обстоятельств, если, конечно, вы считаете возможным.

— Пятьсот?

— А немного больше, ну хотя бы… не знаю…

— Тысячи хватит?

— Я бы хотел пять тысяч.

— Что? Пять тысяч песо? Где мне их взять? Ты же знаешь, все мои деньги вложены в имение. Земля, скот — вот мое состояние. Ты же прекрасно знаешь. Тысячу, пожалуйста, дам. На что тебе больше?

Старик ничего не ответил; он сидел, уронив голову на грудь, и думал. На письменном столе звенели отсчитываемые доном Педро монеты. Он думал о том, что дон Лукас так и не выплатил ему гонорара, о том, как молодой дон Педро заявил, что начинает новый счет. А сколько неприятных хлопот было у него из-за Мигеля! Раз пятнадцать, если не больше, спасал он мальчишку от тюрьмы. Одно только убийство это чего стоило! Как его звали, убитого-то? Ага, вспомнил, Рентериа. Некий Рентериа был найден мертвым со вложенным в руку револьвером. Потом все обошлось, и Мигель куражился, смеялся, а тогда здорово перетрусил. Одно это дельце, во сколько бы оно вскочило дону Педро, дойди до следствия, не говоря уж до суда? А изнасилования? Не раз и не два выкладывал он денежки из собственного кармана, чтобы умаслить потерпевшую, заткнуть ей рот. «Да ты, глупая, радоваться должна, что беленького родишь», — уговаривал он очередную жертву.

— Вот, Херардо, возьми. Да смотри береги их хорошенько, они не дают потомства.

— Да, но и убитые не дают потомства, — проговорил он, все еще погруженный в свои мысли. И добавил: — К сожалению.

До рассвета было еще далеко. На небе паслись частые, тучные звезды, отъевшиеся в черноте ночи. Выглянул месяц, поднялся чуток и закатился: грустно стало, что никто на него не любуется. Часок только и постоял на небе, унылый, сам на себя не похожий — ни свету от него, ни радости; постоял и спрятался за горы. Где-то далеко, во мраке, ревели быки.

— И сон их не берет, зверюг, — бормотала Дамиана Сиснерос. — Ни днем не спят, ни ночью. Дьявольское отродье рогатое. Дьявол, он тоже вроде них: глаз не смыкает, знай рыщет, выискивает, чью бы душу в пекло уволочь.

Она повернулась на другой бок, лицом к стене.

В то же мгновение раздался стук.

Дамиана затаила дыхание, лежала, широко раскрыв глаза. Вот опять. Три отрывистых удара, будто кто-то постучал в стенку согнутыми пальцами. Нет, не там, где лежала она, гораздо дальше, но в ту же стенку.

«С нами крестная сила! Трехкратный стук! Уж не святой ли это Паскуале Байлон [8] Байлон Паскуале (1540–1592) — монах-францисканец, канонизирован в 1690 г.; объявлен покровителем евхаристических конгрессов и братств; также считается покровителем пастухов. возвещает какому-нибудь своему чтителю час кончины?»

Впрочем, соображение это не очень-то обеспокоило Дамиану Сиснерос — она к числу чтителей святого Паскуаля не принадлежала, ибо, мучаясь костоломом, давненько не заглядывала в церковь. Но все-таки ей стало страшно, больше того — любопытно.

Она бесшумно поднялась со своей грубо сколоченной кровати и осторожно растворила окно.

В полях чернела непроглядная ночь. Но Дамиана сумела-таки разглядеть то, что ей было нужно: слишком хорошо была ей знакома могучая стать Педро Парамо. Он стоял у стены и, пригнувшись, стучал в низенькое окошко, за которым спала служанка Маргерита.

— Ох уж этот дон Педро, — вздохнула Дамиана. — Седина в волосах, а ему бы все греховодничать. Одного не пойму, зачем это он тайком да украдкой. Что бы ему сказать мне, так, мол, и так. Да я бы мигом Маргерите шепнула, дескать, пойдешь нынче на ночь к хозяину, нужда у него до тебя. Ему бы и вставать не пришлось, себя беспокоить.

Снова заревели быки, и Дамиана Сиснерос прикрыла окошко. Она легла на кровать, укуталась с головой в одеяло и стала представлять себе, что происходит сейчас со служанкой Маргеритой.

Скоро она сбросила с себя одеяло и скинула рубашку — ночь вдруг сделалась жаркой…

— Дамиана! — услышала она свое имя.

Она была тогда молоденькой девушкой.

— Открой дверь, Дамиана!

Сердце пойманной лягушкой запрыгало у нее в груди — сейчас выскочит промеж ребер.

— А что вам надо, хозяин?

— Открой, Дамиана!

— Я уже сплю, хозяин.

Он повернулся и пошел прочь от ее дверей. Сапоги его так и загремели по каменным плитам длинной галереи; шаги были злые-презлые.

Дамиана испугалась его гнева и на другую ночь оставила дверь незапертой и даже разделась догола, чтобы не вызвать у него, упаси бог, неудовольствия.

Но Педро Парамо никогда больше не постучался в ее дверь.

Вот почему, хоть она тогда и сумела себя поставить так, что теперь все служанки Медиа-Луны у нее под началом, и хоть сама уже состарилась, все вспоминается ей та далекая ночь, когда она услышала хозяйский голос: «Открой дверь, Дамиана!»

Дамиана так и уснула, думая, как счастлива, наверно, сейчас Маргерита.

Потом она снова проснулась, но уже не от стука, а от грохота. Дубасили в большие ворота поместья: похоже было, их пытаются разбить ударами прикладов.

Она опять раскрыла окно, всматриваясь в ночную тьму, однако ничего не увидела, ей только почудилось, что вся земля вокруг усадьбы ровно бы копошится, как после дождя, когда выползают из подземных нор дождевые черви. И еще ей почудилось, будто пахнуло в лицо теплом от многих собравшихся вместе людей. Громко квакали лягушки, трещали цикады. Безветренная, тихая ночь — в пору дождей бывают иной раз такие ночи. На ворота обрушился новый град ударов.

Свет фонаря выхватил из темноты несколько человеческих лиц и тут же погас.

«Не моя печаль», — сказала себе Дамиана Сиснерос и захлопнула окно.

— Я слышал, Дамасио, тебя разбили. Как ты до этого допустил?

— Вам неправду сказали, хозяин. И сам я цел, и люди мои целехоньки. Со мной сейчас прибыло семьсот человек, да еще по разным местам сотни две-три наберется. А что пала молва, так это вот почему. Ребята мои, которые из «старичков», соскучились, без дела сидя, а тут как раз возьми да и подвернись отряд голоштанников. У них-то и людей было всего ничего, ну, завязали перестрелку и напоролись: на поверку-то там армия целая стояла. Вильисты. Слыхали небось?

— А откуда они?

— С севера. Где пройдут, так будто после урагана: камня на камне не оставляют. И цель они себе поставили, по всему судя, такую: в каждом месте побывать, ни одного города стороной не обойти. Людей у них — гибель. И сильны, этого не отнимешь.