Ирвинг Стоун - Греческое сокровище

— Не могу не признать, что многие расцветки и орнаменты существенно дополняют наши представления, основанные на изучении древней керамики. Многое здесь я вообще вижу впервые! И разумеется, я поздравляю вас с тем, что вы исполнили свое обещание и достигли материка. Эта фоторафия Большой башни и оборонительной стены — вы убеждены, что это гомеровская Троя?

— Убежден, хотя доказать не могу.

— А вы попытайтесь.

Следующим гостем был профессор Ксавье-Джон Ландерер. И его находки не оставили равнодушным.

— Если я не ошибаюсь, это лишь половина того, что вы нашли?

— Да, — подтвердил Генри, заливаясь предательским румянцем. — И боюсь, лучшая половина.

Ландерер попросил уступить для его лаборатории несколько черепков из разных слоев Гиссарлыка.

— Не обижайтесь, что я говорю — Гиссарлык, а не Троя. Я не циник, я скептик. А ваши образцы я хочу сравнить с известными, выясню химический состав глины разного цвета. Тогда можно будет более или менее научно обосновывать возраст вашей керамики.

В очередное воскресенье они пригласили Джона Лэтама, Эжена Пиа и инженера Лорана, который в редкие трезвые минуты сделал-таки превосходные съемки холма, легшие в основу проекта гигантской площадки. Эти трое больше интересовались фотографиями раскопок и чертежами топографа, нежели археологическими объектами. Разговор носил сугубо технический, инженерный характер.

Приглашения были отправлены также профессорам Афинского университета и Политехнического института, дабы те самолично освидетельствовали находки и составили мнение об их художественной и научной ценности.

— Разреши мне пригласить учителей из Арсакейона, — попросила Софья. — Я хочу, чтобы они мною погордились.

— У них будут для этого все основания, Софидион.

И ученые мужи пожаловали, сначала поодиночке, потом группами. Генри был сама предупредительность: каждым занимался отдельно, показывал все без утайки, объяснял, на каком уровне и в каком слое найден тот или иной предмет. И далеко не в каждом он встречал сочувствующего: кто-то сомневался, кто-то упирался, а кто-то с порога отвергал даже очевидное. Софья восхищалась его выдержкой. Он запретил себе срываться, он только отвечал на вопросы, даже если это были недобросовестные вопросы, — он ссылался на книги, благо они под рукой.

Сказать, что муж переубедил скептиков, Софья не могла, но она хорошо видела, что люди уходят от них немного другими, чем пришли. Если раньше они знали только, что Генри Шлиман миллионер и сумасброд, просаживающий деньги на бессмысленный каприз, то теперь эти вещи, фотографии и технически безупречные чертежи и планы убедили их в том, что доктор Шлиман и впрямь открыл древнее и неоднослойное поселение. Ясно, это не Троя, поскольку Трою выдумали гомериды [24] Последователи, почитатели и исполнители Гомера. В античное время некоторые из них приписывали свои творения Гомеру. — Прим. ред. , но это, безусловно, ценный археологический объект, оправдывающий затраченные на него средства, время и силы. Когда она поделилась этими мыслями с Генри, он усмехнулся:

— Что ж, похлопали по плечу — и на том спасибо. Через год они будут говорить примерно так: «Да. если угодно, это Троя, но это не гомеровская Троя». А через два-три года, когда мы давно Кончим наши раскопки, они заведут старую песню.

Когда море похолодало, Софья собирала завтрак и они отправлялись с Андромахой в монастырь Кесариани, в миле-другой от Афин, на склонах Гимета. Монастырь возник в X веке вокруг византийской базилики V века. Вековые деревья окружали их мирный бивак. Ездили они и в монастырь Дафни с церквью XI века, бродили по его лавровым рощам. В архитектуре монастыря сохранились готические сводчатые переходы, красивые зубчатые стены. Для Генри излюбленным местом их загородных прогулок стал Элевсин, место знаменитых в древности мистерий, покрытых глубочайшей тайной. В награду за представленное убежище богиня Деметра подарила Элевсину колос пшеницы и научила возделывать землю.

В поездки Генри неизменно брал с собой хрестоматию; перекусив, он читал Софье, баюкавшей Андромаху, исторические тексты и народные предания об этих древних священных местах.

— Жаль, Андромаха еще мала и твои уроки ей не на пользу.

— Я буду заниматься с ней так же, как с тобой. Вот будет ей года четыре или пять, тогда и начну.

С началом ноябрьских дождей он решил съездить в Германию: уладить некоторые дела, присмотреть усовершенствованное оборудование для следующего раскопочного сезона. И надо же так случиться: сразу после его отъезда у Андромахи открылся сильный жар. Софья вызвала доктора Веницелоса, но и тот встал в тупик. Мадам Виктория прибегла к домашним средствам, как могла успокоила Софью: у всех детей случается жар, это быстро проходит.

— И с вами со всеми это было.

Девочка болела десять дней, а чем болела — непонятно. Без Генри вся ответственность за дочь легла на Софью. Не приведи бог что случится: Генри никогда не простит ей этого. Она еще не забыла, как в Париже он оплакивал смерть своей дочери Натальи, как искал виноватых и винил во всем себя одного. И целых десять дней она не спускала Андромаху с рук, каждый час вскакивала к ней ночью, молилась, меняла холодные компрессы. С ними неотлучно был Спирос.

21 ноября был праздник введения во храм пресвятой богородицы Девы Марии. Оставив Андромаху на мать, Софья села в коляску и отправилась в церковь Богоматери на площади Ромвис. Заполненная непорочными девицами, соименными матери Христа, церковь курилась ладаном. Софья зажгла свечу и подошла к аналою, накрытому красным атласным покрывалом с вышитым золотым крестом и образом Приснодевы в центре. Склонившись над образом, она молилась о выздоровлении дочери.

Когда она вернулась домой, счастливая мадам Виктория объявила ей в дверях:

— Это чудо! Пока ты была в церкви, в болезни наступил кризис. У нее падает температура!

Боль, сжимавшая все эти дни ее сердце, отпустила, и она благодарно упала на колени перед иконой.

Через два дня вернулся Генри. Узнав, что дочь проболела все его отсутствие, он долго не мог оправиться от потрясения. Расцеловав Андромаху, он встревоженно взглянул на жену.

— Мне безумно жаль Андромаху, но ты меня просто поразила: десять дней не спускать больную девочку с рук! А если болезнь заразна?! Неужели ты думаешь, что она поправилась только благодаря твоему самопожертвованию? Я счастлив, что она поправилась, но нельзя так изводить себя, милая.

Пресекая дальнейшие упреки, она закрыла ему рот поцелуем.

— А вдобавок ты еще и похудела, — огорчался он. — Если хочешь, чтобы я взял тебя с собой на Олимп, как договаривались, изволь несколько дней отдыхать.