Константин Симонов - Живые и мертвые

И, наверное, поэтому, принимая из рук медсестры приготовленную гипсовую повязку, молодая женщина-военврач с добрым некрасивым лицом, глядя в лицо Климовичу и осторожно поворачивая его руку, вдруг спросила участливо и некстати:

– А семья ваша где, товарищ полковник, далеко?

– Далеко. – Климович вздрогнул от неожиданности и первым попавшимся словом защитился от этого непрошеного вторжения в свою незажившую душу. И чтобы не думать о том, о чем не хотел сейчас думать, стал думать о другом: как там дела у его нового механика-водителя с «тридцатьчетверки», которого он тоже взял с собой в медсанбат перевязать гноившуюся после ожогов голову.

– Не поймешь, где снег хрустит, а где стекло, – сказал Климович, выходя из медсанбата, жмурясь от света и наступая валенками на битое стекло, которым была усеяна вся улица.

Он вышел в полушубке, надетом в один рукав, застегнутом снаружи, поверх перевязанной руки. На улице его ждал капитан Иванов, после переформирования бригады, снова ставший помощником по тылу. Климович, знавший, какую цену имеет на такой должности надежный человек, уговорил его на это по старой халхин-голской дружбе. И теперь Иванов тоже по старому товариществу, заставив Климовича перевязаться и заодно посмотреть город, привез его сюда с передовой на своей «эмочке».

– Этак и в танк не влезете, товарищ полковник!

– Ничего, влезу. А у вас как? – обратился Климович к Золотареву, в «тридцатьчетверку» которого он пересел вчера утром после ранения.

– Порядок, товарищ полковник, но полголовы выстригли.

Голова Золотарева была в такой шапке бинтов, что танкистский шлем еле держался на самой макушке.

– Поехали домой, – сказал Климович, имея в виду бригаду.

– Сначала к командиру дивизии заедем! – попросил Иванов.

– За какой радостью?

– Хочу тут кое-чего!.. – Иванов выразительно загреб в воздухе рукой, показывая на загромождавшие улицу машины. – Да боюсь, как бы пехота лапу не наложила. Заедем на минуту!

– Не успели первые трофеи взять, а уже начинаешь торговлю разводить! – поморщился Климович, но, понимая, что Иванов хлопочет для бригады, перечить не стал.

Иванов, сидя сзади, говорил шоферу, куда ехать и где поворачивать, и одновременно обращал внимание командира бригады на взятые трофеи.

– Вот видите, это – полевая рация танкового полка. А это – ихняя летучка ремонтная. – Он показал на машину, в утробе которой, подняв капот, ковырялись двое танкистов.

– Твои? – вместо ответа спросил Климович.

– А как же! Мои! Трофеи, по совести, чьи? Разве не наши?

– Эх, – с досадой крякнул Климович, когда они уже подъезжали к штабу дивизии, – если бы с таких картин войну начать...

Шофер затормозил у домика на окраине. К нему была протянута связь, а у ворот стояла покрашенная в белый цвет «эмка».

На этой белой «эмке» пять минут назад вернулся к себе в штаб Серпилин. Он шагал по низкой, заставленной фикусами комнате взад и вперед, разметывая на ходу полы распахнутого полушубка, и возбужденно говорил сидевшему за столом Ртищеву о порыве, с которым шли люди. Порыв был и вчера, но особенно чувствовался сегодня, после взятия города.

– Как только прошли через город, увидели, – просто веселые стали! И бой впереди, и знают, что кто-то из них завтра уже не будет существовать, а как идут! Откровенно говоря, я с утра боялся, что придется выпихивать полки из города, что удовлетворятся достигнутым. Нет! Взяли – и дальше пошли! Знаете, куда Добродедов вышел?

– На четырнадцать часов был в Зарубине, – сказал Ртищев. – Связи пока нет – тянем!

– И еще не скоро дотянете: он сейчас уже вон где! – Серпилин ткнул пальцем в карту, километра на четыре дальше Зарубина. – Я только что оттуда!

Он уже побывал в обоих полках, ночью бравших город, и накоротке завернул в штаб. Теперь хотел ехать к Баглюку, обходившему город справа.

Зная общую обстановку, Серпилин понимал, что таким быстрым захватом города обязан танкистам и своим соседям слева, вынудившим немцев к стремительному отходу. Но при всем том город все же взяли его, серпилинские, полки, и хотеть, чтобы он сейчас, в горячке наступления, думал о заслугах соседей больше, чем об успехах собственной дивизии, значило бы требовать от него слишком многого. Он лихорадочно работал в канун наступления и сейчас, пожиная первые плоды, был горд, что именно его дивизия освободила один из первых городов Подмосковья, а потери за первые сутки, к его великому счастью, оказались меньше, чем ждали.

– Товарищ генерал, разрешите представиться: командир Семнадцатой танковой бригады полковник Климович!

Серпилин повернулся, блеснул своими стальными зубами и пожал руку Климовича.

– Давно полковник?

– Месяц. Когда там, у телеграфа, перед парадом, спрашивали, уже приказ был, а я не знал.

– А я слышал, – все так же весело сказал Серпилин, – что с соседом взаимодействуют танкисты полковника Климовича. Танкисты у нас, к сожалению, еще наперечет, вряд ли, думаю, под Москвой сразу в двух бригадах командиры Климовичи!

– А я вас, откровенно говоря, не рассчитывал встретить, товарищ генерал, – сказал Климович. – Думал – Орлова увижу: мы в начале ноября с ним взаимодействовали...

– Да, – сказал Серпилин, погасив улыбку так мгновенно, словно ее и не было, – жил генерал Орлов, больше, чем о царствии небесном, мечтал повести свою дивизию в наступление – и вот не дожил, и вместо Орлова наступает Серпилин. Бывает такая петрушка на войне, никто из нас от нее не застрахован.

Он вздохнул, подумав, что надо будет ночью выбрать время и написать хоть короткое письмо вдове Орлова, что дивизия, храня традиции ее мужа и мстя за его смерть, наступает и гонит фашистов.

Но вслух спросил совсем о другом: уж не перекантован ли Климович взаимодействовать с их 31-й дивизией?

Климович сказал, что он по-прежнему в подчинении у соседа слева, а сюда заехал в медсанбат и заодно взглянуть на город.

– Воюю давно, а отбитых у немцев городов, кроме Ельни, не видел!

– Да, – сказал Серпилин, – первый город, первый город – подумать только!.. Вам хоть с Ельней повезло, а я на шестой месяц войны первый город беру! Да и то с вашей и божьей помощью.

Несмотря на все великодушие этих слов, он не мог скрыть нотки самодовольной радости: как бы там ни было, а город все же взяла его дивизия.

– Может, чаю по-соседски выпьем? Или танкисты чай не пьют?

Но Климович отказался. Он беспокоился о бригаде. Правда, там остались и комиссар и начальник штаба, были отданы все приказания, и сейчас еще шла заправка машин перед ночной операцией, а все же душа была не на месте.

– Спасибо, товарищ генерал, – сказал он, – я поеду. Но к вам просьба. Раз уж сами признаете наше участие в успехе, то здесь мой пом по тылу остается, хочет кое-что из трофеев использовать, в особенности транспорт... Словом, пожалейте сироту! – При этих словах он кивнул на стоявшего навытяжку Иванова, и Серпилин улыбнулся несоответствию слова «сирота» с самоуверенным видом пома по тылу.