Константин Симонов - Живые и мертвые

Когда подполковник закончил свою речь, полковой комиссар обратился с вопросом к майору-пограничнику из Особого отдела.

– Как, товарищ Данилов, у вас будут коррективы или начнем двигаться?

Майор со строго поджатыми губами помолчал, явно не торопясь с ответом, наконец все-таки раздвинул губы и сказал жестким баском, что никаких коррективов у него нет, но есть вопрос к старшему группы. При этих словах он повернулся к Шмакову:

– Сдача оружия уже произведена?

– Какого оружия? – спросил Шмаков.

– Трофейного оружия, имеющегося у личного состава.

– А почему нам его сдавать? – удивился Шмаков. – Трофейное оно или не трофейное – это наше оружие, мы с ним пробились, с какой стати нам его сдавать?

Все заволновались и зашумели.

Пограничник переждал шум и сказал, не повышая голоса, что нашего или вашего оружия в армии нет, а есть оружие, положенное по штату и выдаваемое на руки тогда, когда его положено иметь на руках. Военнослужащим, направляемым на сортировку и формирование, иметь на руках оружие вообще не положено, а трофейное – во всяком случае. Его надо сдать, а не тащить с собой в тыл. Тут не о чем и говорить.

– Это еще не известно, есть о чем или не о чем говорить! – резко сказал Шмаков. – Мы еще подадим рапорт о том, чтобы была сохранена наша дивизия. – В эту минуту он совершенно забыл, что сам никогда не числился в штатах этой дивизии.

– Мы этот вопрос не будем здесь с вами дискутировать, товарищ батальонный комиссар, – сказал пограничник. – Не будет дивизии или будет дивизия – не нам с вами решать, но, независимо от решения вопроса, все трофейное оружие пока надо сдать.

– Кроме командирского, личного! – совершенно неожиданно для всех, громко и даже с вызовом сказал бесстрастно молчавший до этого деревянный подполковник из отдела формирования.

Видимо, этого сухого человека что-то глубоко лично задело в происходившем разговоре.

– Обидно все это, – сказал Шмаков, вставая и в гневе сжимая кулаки. – Обидно! – повторил он громко, и голос его зазвенел. – Очень обидно, перед людьми стыдно! А вам разве не стыдно? – вдруг в упор крикнул он пограничнику.

Тот тоже встал и, слегка побледнев, медленно застегнул сначала одну, потом другую кнопку на планшетке.

– Есть указания, – сказал он очень тихо, и чувствовалось, что этот тихий голос дается ему напряжением воли, – по поводу которых было запрошено разъяснение, и есть разъяснение, что надо выполнять эти указания, поэтому надо сдать трофейное оружие, товарищ батальонный комиссар.

В разгар перепалки в палатку вошел надолго, почти с самого начала, исчезавший Климович.

– Товарищ полковой комиссар, разрешите доложить. Меня вызывал к проводу командующий и приказал передать вам, что торжественное построение группы, вышедшей под командованием комбрига Серпилина, и краткий митинг в связи с ее выходом Военный совет армии приказывает провести здесь, в расположении вверенной мне части.

Все присутствующие переглянулись. Полковой комиссар в душе был доволен: он сам утром, перед выездом, докладывал начальнику политотдела свое мнение, что построение и митинг надо провести на месте, в танковой бригаде, но начальник политотдела заявил ему, что делать это вблизи передовой не время и не место: еще разбомбят, чего доброго!

«А все-таки не по его вышло, а по-моему: значит, перерешили в Военном Совете!» – подумал полковой комиссар.

Подполковник из отдела формирования и майор Данилов были подчинены фронту и не имели прямых указаний, где и как проводить митинг, но вступать в пререкания с командующим, находясь в расположении его армии, не представлялось возможным. Они только молча переглянулись.

Зато Шмаков откровенно торжествовал.

– Разрешите, товарищ полковой комиссар? – обратился он, прежде чем кто-нибудь успел ответить Климовичу.

– Да, слушаю вас.

– Капитан Муратов! Политрук Синцов! Распорядитесь построением... дивизии! – Сделав паузу, он все-таки упрямо добавил это въевшееся в их общее сознание слово.

– Вот это хорошо! – сказал Климович, присаживаясь к столу. – Я, правда, уже распорядился, но пусть поторопят, времени у нас нет, командующий приказал: провести, но не копаться!

Климович сочувственно посмотрел на повеселевшего батальонного комиссара; ему нравился этот упрямый старик, как он про себя называл седого, без единого черного волоса, Шмакова. Именно понимание той боли за своих людей, которую переживал сейчас Шмаков, и заставило Климовича проявить инициативу.

Он соврал, что командующий вызвал его к проводу. Нет, он сам вышел отсюда и позвонил командующему, прося разрешения провести на месте, в бригаде, торжественное построение и короткий митинг. «Разумеется, – сердито сказал командующий; кажется, он был сильно занят. – Уже послали к вам замначполитотдела. Чего вы вмешиваетесь? Что он сам сообразить не может?» – «Не знаю, товарищ командующий, – сказал Климович, – видимо, у него другие указания». – «Какие там еще другие указания! Проводите! Только без канители».

– Ну, так, – сказал полковой комиссар, опираясь кулаками о стол. – Какие еще вопросы?

– Вопрос старый, насчет оружия, – напомнил Шмаков.

– Товарищ подполковник, – прервав его, обратился пограничник к Климовичу, – командующий не отдавал приказания о несдаче трофейного оружия?

– Нет, – сказал Климович.

– Тогда решение остается прежним, – поспешно сказал полковой комиссар, не давая возобновиться перепалке. – После построения митинга сдать трофейное оружие – и погрузка на машины!

– Одну минуту, товарищ полковой комиссар, – поднялся деревянный подполковник из отдела формирования. Он посмотрел на Шмакова и, в тишине сухо пристукнув по столу косточкой указательного пальца, сердито сказал: – Попрошу вас, товарищ батальонный комиссар, не употреблять на митинге понятия «дивизия», поскольку вопрос о сохранении номера не решен и вы являетесь не дивизией, а вышедшей из окружения группой, состоящей из бойцов и командиров четырех разных дивизий и других отдельных частей.

«Сухарь ты чертов!» – хотел крикнуть ему Шмаков, но сдержался:

– Слушаюсь!

Самое главное выйдет так, как он хотел: «Сейчас построим и поблагодарим людей, а остальное – черт с ним! – с остальным разберемся после».

Он поднялся из-за стола и пошел было вслед за другими, но майор-пограничник оказался рядом с ним и тихо дотронулся до его рукава:

– Попрошу задержаться на два слова, товарищ батальонный комиссар!

– Слушаю вас, товарищ майор, – сказал Шмаков с оттенком недоумения: ему казалось, что говорить больше не о чем.

– Вопрос такой. – Майор терпеливо дождался, когда все вышли и они остались в палатке вдвоем со Шмаковым. – Пока что мы ваших людей не знаем, а вы знаете. Как, по вашему мнению, можете вы полностью отвечать за каждого из людей, которые вышли с вами?