Юзеф Крашевский - Древнее сказание

— Тебе вздумалось воевать с нами, так быть же войне!

Но он потерял столько крови, что чуть не упал на землю. Два товарища поддерживали его с двух сторон. Кметы удалялись от княжеского града, проклиная его и всех в нем живущих.

Хвостек бесился, что их упустили, что им позволили уйти. Сгоряча он велел вешать всех своих слуг за то, что вовремя они его не поддержали и дали кметам возможность спастись. Смерды тут же начали бить виновных палками и прутьями.

Княгиня с окровавленным ножом в руке стояла на крыльце и пальцем указывала трусов, называя их по именам.

Хвостек к некоторым из них подбегал и драл их собственноручно.

Долго еще у столба раздавались стоны и плач. Лишь тогда, когда палачи утомились, побитые слуги разбежались во все стороны и попрятались по углам.

Князь и княгиня, опомнившись, немного поздно сообразили, что, в сущности, вовсе не время выказывать свою строгость, так как ежеминутно могли представиться обстоятельства, где помощь слуг оказалась бы крайне необходимой.

Тогда, как это часто водилось в старину, после строгого наказания наступило время помилования; даже больше того, как бы просьбы забыть все происшедшее. Князь велел вынести несколько бочонков пива и освежевать нескольких баранов. Все это по совету княгини. Избитые слуги, не переставая стонать, приблизились к расставленным бочкам, начали пить и, почесывая спины, мало-помалу начали смеяться друг над другом. Смерды между тем чинили поломанные ворота и осматривали мост.

В избе, на скамье, лежал Хвост, который при падении на пол, сколоченный из толстых бревен, больно ушибся, стонал и проклинал всех и все. Около него сидела княгиня и смотрела на него с жалостью, близкой к презрению.

— Ты сам виноват, — проговорила она, — нужно было меня слушаться. Это дело кончилось бы совсем иначе. Следовало вежливо попросить их зайти в избу, посадить за стол, говорить с ними без гнева. А тем временем у дверей можно было поставить слуг и поймать их, как рыбу в сети. А еще лучше надо было наобещать им всего возможного, притвориться слабым… А пришли бы саксонцы, тогда бы и сделать, что нужно, а не торопиться… не воевать…

Белою рукою дотронулась она до лба своего супруга.

— У тебя, князь, рука сильнее головы. Я слабая женщина, а все же лучше сумела бы справиться с этим ехидным племенем! Слушался бы меня!

Князь разразился проклятиями.

— Что ж теперь делать?

Брунгильда задумалась.

— Надо оттягивать, а тем временем всеми силами приобретать друзей. Твоя вспыльчивость послужила причиной гнева дядей твоих, племянников, да и всех наших; они тоже готовы стать на сторону кметов… Перетянуть их на свою сторону — вот первое, чем нужно заняться!

Князь слушал.

— Говори, как же это сделать, у тебя разум немецкий, я умею только сражаться! — ворчал он. — Ну, говори, что следует для этого предпринять?

Бледное лицо княгини покрылось румянцем. Она начала нервно ходить взад и вперед по избе.

— Дядей и вообще всю родню необходимо привлечь на свою сторону… Присоединись они к кметам, дело бы вышло плохое! Раньше, нежели саксонцы поспели бы с помощью, те бы уж сделали нападение…

Хвост так на жену и уставился. Брунгильда остановилась перед ним.

— Поручи мне все это, — сказала она. — У Милоша одного сына ты убил, другому выколол глаза… Слепого нужно отдать отцу и так подвести, чтобы он думал, что у сына выкололи глаза не по нашему приказанию. Я к последнему зайду в темницу. Нужно его одеть, накормить и отправить домой. Старший Милош простит нам все, когда отдадим ему сына. Это очень возможно.

— А два другие? — спросил князь. — А племянники, а все остальные?

— Нужно послать к ним умных людей, просить их пожаловать к нам. Наш интерес, тоже и их интерес. Не будет нас здесь, кметы уничтожат всех Пешков, в живых не оставят ни одного… Они должны же это понять… Пускай приезжают все, пусть помогут советом…

— А если не захотят, откажут?

Брунгильда не ответила на этот вопрос. Она, сложив на груди руки, только отрицательно покачала головой. Муж и жена посмотрели друг другу в глаза.

— Пожелают!.. Откажут?… Пусть только сперва приедут, а там уж увидим, что удобнее предпринять!

Князь застонал. Брунгильда поднесла ему чашу с медом и ласково обняла за шею.

— Слушайся меня, — сказала она, — хотя я и женщина, но лучше тебя справляюсь с людьми. Воевать, я знаю, сил у тебя хватит, но где нужно хитростью дело подвинуть, там ты уж предоставь его мне.

Потом тем же заискивающим тоном она продолжала:

— Теперь я пойду в темницу, освобожу Лешка и отправлю его к Милошу. Смердов пошлю к дядьям. Ты отдохни, дай мне лишь волю действовать, как я захочу, и увидишь, как все хорошо пойдет!

Проговорив это, она ловко, почти незаметно для Хвостека, вышла из комнаты. На дворе она махнула рукой своему приближенному Кашубе, которого прозвали Мухой.

Муха был молодой и красивый парень, всегда готовый к услугам княгини и постоянно веселый; в смерды произвела его сама княгиня, узнав, что он умный и хитрый малый. Муха был соперником того немца, которого княгиня отправила к саксонцам: они вечно спорили из-за ласкового взгляда княгини, чем последняя искренно тешилась, так как это льстило ее самолюбию. В настоящее время Кашуба считал себя счастливым, зная, что его соперник далеко. Брунгильда улыбнулась, глядя на подбежавшего к ней верного и преданного красавца.

— Мне нужно зайти в темницу, — объявила она, — где сидит слепой Лешек; ты пойдешь со мною… Нужно снарядить в путь человека четыре, приготовить одежду богатую и красивую. Лешка придется отослать к Милошу и сделать это еще сегодня…

В ответ Муха почтительно поклонился.

Княгиня немедленно отправилась по направлению к столбу. Темница, в которую посадили Лешка, помещалась в башне. Нельзя было иначе проникнуть в нее, как по лестнице. Лестница в эту минуту была на своем месте, так как только что перед этим сторож принес бедному узнику хлеб и воду. Брунгильда взошла на лестницу, приказав Мухе следовать за собою. Внутри башни царствовал полумрак. Незатейливая лестница вела в темницу, которая запиралась сверху. Под тяжелой дверью находилось место заключения ослепленного Лешка, освещенное светом, проскользающим сквозь небольшое окошечко.

В этой смрадной яме, на сгнившей соломе, лежал молодой человек; несмотря на тяжелое его положение, на грязную и простую одежду, полуизорванное покрывало, едва защищавшее худое, пожелтевшее его тело, он сохранил все признаки поразительной красоты. Услышав необычный в темнице шорох женского платья, он поднял голову, на бледном лбу появились морщины. Брунгильда остановилась на лестнице: ей стало жутко в этой темнице… Княгиня нарочно кашлянула. Лешек встал.