Эрнест Хемингуэй - Перемены

— Ну, — сказал молодой человек. — Так как же?

— Нет, — сказала девушка. — Не могу.

— То есть не хочешь?

— Я не могу, — сказала девушка. — Не вкладывай другого смысла в мои слова.

— Смысл такой, что не хочешь.

— Что ж, — сказала девушка. — Пусть будет по-твоему.

— Это как раз не по-моему. А хотелось бы, чтобы было по-моему.

— До сих пор так и было, как тебе хотелось, — сказала девушка.

В этот ранний час в кафе, кроме бармена за стойкой, только эти двое сидели у столика в углу. Лето подходило к концу, и оба они были такие загорелые, что выглядели совсем не по-парижски. На девушке был твидовый костюм, ее гладкая кожа отливала темным золотом, белокурые волосы были коротко подстрижены и откинуты со лба, открывая его прекрасную линию. Молодой человек посмотрел на нее.

— Я ее убью, — сказал он.

— Не надо, прошу тебя, — сказала девушка. У нее были прелестные руки, и молодой человек перевел взгляд на них. Узкие, загорелые и очень красивые руки.

— Убью. Клянусь Богом, убью.

— Легче от этого тебе не станет.

— Ничего умнее ты не могла выдумать? Не могла впутаться в какую-нибудь другую историю?

— Видимо, нет, — сказала девушка. — Что же ты по этому поводу думаешь делать?

— Я уже говорил тебе.

— Нет, правда?

— Не знаю, — сказал он. Она посмотрела на него и протянула ему руку.

— Бедный мой Фил, — сказала она. Он посмотрел на ее руки, но той, что она протянула, не коснулся.

— Спасибо, не надо, — сказал он.

— Просить прощения не стоит?

— Не стоит.

— Может, объяснить — почему?

— Нет, уволь.

— Я очень люблю тебя.

— Да, доказательства налицо.

— Как жаль, — сказала она, — что ты не понимаешь.

— Я понимаю. В том-то и беда. Я все понимаю.

— Да, ты понимаешь, — сказала она. — И от этого, конечно, тебе тяжелее.

— Еще бы, — сказал он, глядя на нее. — И все время буду понимать. И днем и по ночам. Особенно по ночам. Буду, буду понимать. На этот счет можешь не беспокоиться.

— Прости, — сказала она.

— Если б это был мужчина…

— Зачем ты так говоришь? Мужчины бы не было. Ты это знаешь. Ты не веришь мне?

— Вот интересно! — сказал он. — Верить! Очень интересно.

— Прости, — сказала она. — Я, кажется, одно это и твержу. Но если мы понимаем друг друга, стоит ли притворяться, будто понимания нет.

— Верно, — сказал он. — Действительно, не стоит.

— Если хочешь, я вернусь к тебе.

— Нет. Не хочу.

Несколько минут они молчали.

— Ты не веришь, что я люблю тебя? — спросила девушка.

— Перестанем молоть чепуху, — сказал молодой человек.

— Ты правда не веришь, что я тебя люблю?

— А ты бы доказала это на деле.

— Ты раньше был не такой. Ты никогда не требовал от меня доказательств. Это невежливо.

— Смешная ты девочка.

— А ты нет. Ты хороший, и у меня сердце разрывается, оттого что я тебя бросаю и ухожу.

— Да ведь ты иначе не можешь.

— Да, — сказала она. — Не могу, и ты это знаешь.

Он замолчал, и она посмотрела на него и опять протянула ему руку. Бармен стоял у дальнего конца стойки. Лицо у него было белое, и такая же белая была куртка. Он знал этих двоих и считал их красивой парой. Ему много пришлось перевидать, как такие вот молодые, красивые расходились, потом сходились в новые пары и не так уж долго сохраняли свою красоту. Сейчас он думал не о них, он думал о лошади. Через полчаса можно будет послать через дорогу и справиться, не выиграла ли его лошадка.

— Отпусти меня, почему ты не сжалишься надо мной? — спросила девушка.

— А что я, по-твоему, собираюсь сделать?

В кафе вошли двое и остановились у стойки.

— Слушаю, сэр, — сказал бармен, приняв заказ.

— И ты не можешь простить меня? Когда все знаешь? — спросила девушка.

— Нет.

— По-твоему, все, что между нами было, все, что мы с тобой испытали, не научило нас понимать?

— Порока мерзостную харю, — с горечью сказал молодой человек, — та-та-та-та когда узришь. Потом что-то там еще и та-та в объятия заключишь. — Всех слов он не помнил. — Я не силен в цитатах.

— Почему же порок? — сказала она. — Невежливо так говорить.

— Извращение, — сказал он.

— Джеймс, — обратился к бармену один из вошедших. — Ты прекрасно выглядишь.

— Вы сами прекрасно выглядите, — сказал бармен.

— Старина Джеймс, — сказал другой. — Ты толстеешь, Джеймс.

— Так меня разносит, — сказал бармен, — страшное дело!

— Не забудь подлить коньяка, Джеймс, — сказал первый.

— Что вы, сэр, — сказал бармен. — Можете не сомневаться.

Двое у стойки посмотрели на тех двоих за столиком, потом опять на бармена. В этом направлении смотреть было спокойнее.

— Я тебя все-таки прошу не говорить таких слов, — сказала девушка. — Такие слова ни к чему.

— Как же прикажешь это называть?

— А никак не надо. Не надо давать этому название.

— Так это называется.

— Нет, — сказала она. — Мы слеплены из разных кусочков. Ты это знал. И пользовался этим, сколько хотел.

— Этого можешь не повторять.

— Я хочу, чтобы тебе было понятнее.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Хорошо.

— Говоришь, хорошо, а думаешь, плохо. Да, я знаю. Это плохо. Но я вернусь к тебе. Я же сказала, что вернусь. Вот сейчас вернусь.

— Нет, не вернешься.

— Вернусь.

— Нет, не вернешься. Во всяком случае, не ко мне.

— Вот увидишь.

— Да, — сказал он. — В том-то и весь ужас. Очень может быть, что и вернешься.

— Конечно, вернусь.

— Тогда уходи.

— Правда? — Она не поверила ему, но голос у нее был радостный.

— Уходи. — Он сам не узнал своего голоса. Он смотрел на нее, на извилинку ее губ и на линию скул, на ее глаза и на то, как у нее были откинуты волосы со лба, и на кончик ее уха, и на шею.

— Нет, правда, можно? Какой ты милый, — сказала она. — Какой ты добрый.

— А когда вернешься, все мне подробно расскажешь. — Голос у него звучал странно. Он сам не узнал своего голоса. Она быстро взглянула на него. Что-то в нем устоялось.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — серьезно проговорила она.

— Да, — серьезно проговорил он. — Сейчас уходи. Сию же минуту. — Голос у него был чужой и во рту пересохло. — Немедленно, — сказал он.

Она встала и быстро пошла к двери. Она не оглянулась. Он смотрел ей вслед. До того как он сказал «уходи», лицо у него было совсем другое. Он поднялся из-за столика, взял оба чека и подошел с ними к стойке.

— Меня будто подменили, Джеймс, — сказал он бармену. — Перед тобой уже не тот человек.

— Да, сэр? — сказал Джеймс.

— Порок, — сказал загорелый молодой человек, — очень странная вещь, Джеймс. — Он выглянул за дверь. Он увидел, как она идет по улице. Поймав свое отражение в стекле, он увидел, что его действительно будто подменили. Двое у стойки подвинулись, освобождая ему место.