Герман Мелвилл - Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания

— Все мы, мой честный друг, — продолжал доктор, — совершаем ошибки, и поэтому высшее искусство жизни заключается в умении эти ошибки исправлять. А путь к этому лежит через честное их признание. Посему уплатите этому человеку за повреждение его ящика. Ну, а теперь — кто вы такой, мой друг? В письме мне назвали ваше имя — Израиль Поттер, и сообщили, что вы американец, солдат, бежавший из плена, — но и только. Мне хотелось бы узнать вашу историю из ваших собственных уст.

Израиль исполнил его желание и подробно поведал ему все, что приключилось с ним вплоть до этого дня.

— Вероятно, — сказал доктор, когда Израиль наконец умолк, — вы хотели бы вернуться к вашим друзьям по ту сторону океана?

— Очень хотел бы, доктор, — ответил Израиль.

— Ну, я думаю, мне удастся вам в этом помочь.

Глаза Израиля загорелись радостью. Благожелательный мудрец заметил это и поспешил добавить:

— Однако в наше время нельзя быть уверенным ни в чем. Никогда не предвкушайте счастья, но и знамение бед встречайте, не падая духом. Вот чему научила меня жизнь, мой честный друг.

Израиль почувствовал себя так, словно перед ним поставили благоуханный пудинг и, дав вдохнуть его аромат, тут же убрали.

— Вероятно, дня через два-три я попрошу вас отвезти некоторые бумаги тем, кто послал вас ко мне. В этом случае вам снова придется приехать сюда, и тогда, мой добрый друг, мы посмотрим, что можно будет предпринять для вашего благополучного возвращения домой.

Израиль начал горячо благодарить его, но доктор не дал ему продолжать:

— Благодарность, мой друг, может быть неисчерпаемой лишь по отношению к богу, но по отношению к человеку ей должно ставить предел. Даже самая важная услуга, которую человек способен оказать человеку, все же не заслуживает безграничной благодарности. Излишняя признательность того, кому помогли, может породить самодовольство или надменность в том, кто оказал помощь. Я же, помогая вам вернуться домой — предположим, что мне это удастся, — просто исполню свою прямую обязанность официального представителя нашей родины. Таким образом, вы ничего не будете мне должны, кроме тех денег, которые вы только что от меня получили. Но их вы можете мне не отдавать, а вернувшись домой, просто вручите их первой солдатской вдове, встреченной вами. И не забудьте — ведь это ваш долг, ваше денежное обязательство по отношению ко мне. В американском исчислении эта сумма равна примерно четверти доллара. Так, значит, четверть доллара — имейте в виду! В денежных делах, мой честный друг, всегда будьте точны, как секундная стрелка; и неважно, с кем вы их ведете — с собственным ли отцом, с незнакомым человеком, с крестьянином или с королем, — все равно будьте щепетильны во всю меру своей чести.

— Что ж, доктор, — сказал Израиль, — раз щепетильность в этих делах столь необходима, позвольте, я тотчас же выплачу свой долг теми же самыми монетами, которые были мне одолжены. И уж тогда можно будет не опасаться ошибки. Благодаря щедрости моих брентфордских друзей, у меня хватит и собственных денег, чтобы рассчитаться с чистильщиком сапог за причиненный ему ущерб. Я ведь взял эти деньги у вас только потому, что вы предлагали их с такой добротой, и я боялся, не покажется ли вам мой отказ грубостью.

— Мой честный друг, — сказал доктор, — мне нравится ваша прямота. Я готов взять эти деньги обратно.

— Без процентов, доктор, не правда ли? — спросил Израиль.

Мудрец кротко посмотрел на Израиля поверх очков и ответил:

— Друг мой, никогда не позволяйте себе шутить в денежных делах. Никогда не шутите на похоронах и в деловых переговорах. То, что произошло между нами, вам может казаться пустяком, однако и в пустяке порой проявляется важнейший принцип. Но пока довольно об этом. Вам следует немедленно отправиться на поиски вашего чистильщика сапог. Уладив дело с ним, возвращайтесь сюда — тем временем для вас будет приготовлена комната, из которой вы не будете выходить, пока для вас не настанет время покинуть Париж.

— Но мне хотелось бы до отъезда в Англию осмотреть город, — сказал Израиль.

— Сначала дело, а потом уж удовольствия, мой друг. Вы должны оставаться в своей комнате так, словно вы у меня под арестом, и не покидать ее до отъезда в Кале. Я пока не знаю, когда именно вы должны будете тронуться в путь, и поэтому ваше постоянное присутствие в доме необходимо. Но когда вы вновь вернетесь сюда из Брентфорда, вот тогда, если ничего не случится, у вас будет достаточно времени, чтобы ознакомиться с этой прославленной столицей, прежде чем вы отплывете в Америку. А теперь идите и скорее расплатитесь с чистильщиком. Впрочем, постойте-ка! Есть у вас необходимая мелочь? Не вздумайте вынимать посреди улицы все ваши деньги.

— Право, доктор, я не так глуп, — сказал Израиль.

— Но ведь вы опрокинули ящик!

— Это, доктор, было мужеством.

— Мужество, проявленное во имя недостойной цели, есть верх глупости, друг мой… Приготовьте-ка нужные деньги. И платить ему следует французской монетой, а не английской. Нет-нет, этого достаточно — больше этих трех монеток не понадобится. Положите их в другой карман, отдельно от остальных ваших денег. А теперь — скорее на мост.

— Можно мне будет перекусить где-нибудь на обратном пути, доктор? По дороге сюда я видел две-три харчевни.

— Здесь их называют кофейнями и ресторациями, мой честный друг. А теперь скажите мне, вы человек состоятельный?

— Не слишком, — ответил Израиль.

— Я так и думал. Бедняк порой может пообедать у приятеля, если там не подают слишком много вина, но ему никогда не следует обедать в ресторациях за собственный счет. Никогда не платите за обед, если можете пообедать дома. Нет, мой честный друг, никуда не заходите, а возвращайтесь прямо сюда и пообедайте со мной даром.

— Весьма вам благодарен, доктор.

После чего Израиль отправился на Новый мост. Покончив там со своим делом, он вернулся к доктору Франклину. Почтенный посланник ждал его за столом, на котором уже стоял обед, принесенный, как это было заведено у доктора, из соседней ресторации. Стол был накрыт на две персоны, и хозяин с гостем приступили к трапезе без помощи слуг. Она состояла из одного блюда — вареной баранины с зеленым горошком, а также из картофеля и хлеба. Возле прибора почтенного посланника стоял графин из бесцветного стекла, наполненный каким-то бесцветным напитком.

— Позвольте мне наполнить ваш стакан, — сказал мудрец.

— Это ведь белое вино, правда? — спросил Израиль.

— Да, белое вино самой древней марки на свете. Я выпью его за ваше здоровье, мой честный друг.

— Это же простая вода, и больше ничего! — воскликнул Израиль, пригубив свой стакан.

— Простая вода — отличный напиток для простых людей, — ответил мудрый старец.