Даниел Чонкадзе - Сурамская крепость

Посвящаю моим друзьям

Прошлым летом, когда, истомленные нестерпимой жарой, жители Тбилиси искали прохлады за городом, несколько молодых людей, а среди них и ваш покорный слуга, уговорились собираться каждый вечер на Песках, за рекою, против анчисхатской церкви, и весело проводить там время до поздней ночи. В уговоре нашем имелось такое условие: каждый должен был рассказать какое нибудь предание, притчу или повесть из грузинской жизни.

Был один из тех прекрасных вечеров, которыми столь часто в нашей стране сменяются знойные дни. Молодые люди только что искупались в реке; одни пили чай, другие еще одевались, остальные же окружили Д. Б. [1] Д. Б. — поэт Димитрий Беришвили, сотрудник журнала «Цискари» («Рассвет»), участник литературного кружка Даниела Чонкадзе, который создал в 50-х годах в Тбилиси литературный кружок. Лица, упоминаемые в прологе «Сурамской крепости», являлись членами этого кружка. , — он, положив на колено тари, что-то наигрывал и напевал вполголоса. Спустя некоторое время, когда все напились чаю и слуги принялись за приготовления к ужину, молодые люди вспомнили, что в этот вечер еще не слышали очередного рассказа. Стали выяснять, чья сегодня очередь; оказалось, что каждый уже рассказал что-нибудь. Попросили одного, попросили другого — однако охотников не находилось. Пришлось кинуть жребий. Один из нас, поднявшись с места, стал считать: «Ицило, бицило, шрошано…» [2] «Ицило, бицило, шрошано…» — детская грузинская считалка. и т. д. Считалка закончилась на Нико Д. [3] Нико Д. — повидимому, писатель Николай Бердзнишвили, сотрудник журнала «Цискари», участник литературного кружка Д. Чонкадзе.

— Поздравляем, Нико! Поздравляем! — закричали все наперебой.

— Нет, друзья, избавьте меня сегодня. Право, не знаю что рассказывать, не готовился.

— Эх, друг Нико! Помяни бога и начни: «Жили-были…», а дальше само пойдет, уверяю тебя! — сказал наставительным тоном Сико.

— Ладно… Так слушайте же! — И Нико начал.

— Видите вон тот дом? — и Нико показал рукой в сторону большого здания. — Это палаты Мухран-Батони.

— Да, да, известно! — ответили молодые люди.

— Теперь их дворец почти превратился в развалины. Не знаю, почему хозяева забросили его и совсем не заботятся о нем. А между тем дворец этот знавал лучшие времена: когда-то он принадлежал к числу самых красивых зданий в нашем городе, и всякий приезжий непременно ходил его осматривать. Но славился не только дворец. Рассказывают, что ни у кого не было таких рослых, красивых, нарядных и вежливых слуг, как у Мухран-Батони. Говорят, сам царь не прочь был завести у себя такую же челядь. Среди этих слуг были некто Дурмишхан, расторопный, видный собою парень, и девушка Гулисварди, [4] Гулисварди — женское имя, в переводе означает: роза сердца; уменьшительное — Вардо. любимая служанка княгини. Вряд ли мне удастся так же красноречиво рассказать об этой девушке, как описывала ее моя покойная няня: стан стройный, как тополь, глаза черные, как гишер, пальцы словно из хрусталя…

Словом, Сико, Гулисварди была куда красивей, чем твоя Като…

— Прекрасно! Они, конечно, полюбили друг друга. А дальше что? — отозвался Сико.

— Да, они полюбили друг друга так, как умеют любить только на Востоке. Впрочем, прошу прощенья: полюбила одна лишь Гулисварди, о чувствах же Дурмишхана речь будет впереди. Бедная Гулисварди всей душой отдалась своей любви, только этой любовью она и жила. Сколько раз эти берега, где мы сейчас беседуем, были свидетелями их любовных свиданий. Бедная девушка и не подозревала, что, хотя Дурмишхан не скупился на нежные слова, в сердце его не было любви и он только ждал удобного случая, чтобы открыть ей то, что занимало его мысли.

Однажды, когда Дурмишхан и Гулисварди встретились здесь, как обычно, и беседовали о своей будущей жизни, Дурмишхан внезапно спросил:

— Знаешь ли ты, сердце мое, откуда я родом?

— Что за вопрос? Разумеется, знаю.

— Я имеретин, крепостной князей Церетели, единственный и любимый сын такой же служанки, как ты.

— Ну так что ж? От этого ты мне еще милей, мой любимый!

— А знаешь ли ты, как я попал сюда?

— Нет, не знаю. Расскажи, милый!

— Однажды нынешний мой господин был в Имеретии, в гостях у моего прежнего барина. Мне пришлось зачем-то войти в комнату, где они пировали. На свою беду, я понравился Мухран-Батони, и он похвалил меня. Судьба моя была решена. На следующий день, когда Мухран-Батони отправлялся домой, меня посадили на лошадь за спиной одного из его слуг и повезли вслед за ним. Видела бы ты, сердце мое, как убивалась моя несчастная мать! Вся деревня утешала ее, а она никак не могла успокоиться. Я, глупый, удивлялся тогда: почему она в таком отчаянии? Разве мог я знать, что вижу ее в последний раз!

Ты и представить себе не можешь, Вардо, чего я натерпелся после этого! Голод и холод, побои и насмешки — каких только мучений не испытал я в вашей Картли! Кто бы чего ни натворил в доме — виновником неизменно оказывался я. Кто украл? Имеретин. Кто разбил? Имеретин. Кого поднимают на смех? Мальчика-имеретина. Кого под горячую руку награждают колотушками? Его же. Для чего рассказывают истории, в которых высмеиваются имеретины? Чтобы позлить все того же мальчишку… Не раз, Вардо, я хулил бога и проклинал день своего рождения, не раз плакал горючими слезами. И никто, никто не сказал мне слова утешения! Сам всемилостивейший господь не был для меня: утешителем, потому что я не знал его. Так-то, моя Вардо! Пока я не встретился с тобою, не было в мире человека, с которым я мог бы поделиться своими горестями…

— К чему вспоминать? Перестань! Твоя Вардо приказывает тебе! — перебила девушка и подарила ему такой поцелуй, какой мало кому из нас перепадает хоть раз в жизни. Счастливец Дурмишхан!

— Знаешь, Дурмишхан, что мне пришло в голову? После свадьбы отпросимся у господ и поедем месяца на три к тебе на родину. Как обрадуется бедная твоя мать!

— Особенно потому, что я привезу к ней мою Гулисварди, не так ли?

— Может быть, и потому…

— Кто знает, жива ли она еще? А потом, когда мы побываем у моей матери и вернемся сюда, Вардо, что потом? — задумчиво спросил Дурмишхан.

— Ты по прежнему будешь при князе, а я буду прислуживать моей госпоже.

— Пройдет время, у нас родится ребенок, такой же красивый, как ты. Не легко будет тебе вырастить его… Будешь ты любить нашего сына, сердце мое?

— Очень! Очень! — поспешила ответить Вардо.