Василий Ершов - Летные дневники, часть 5

Ну ладно, Это все внутреннее. А жить мне здесь, в Сибири, где я пустил крепкие корни, продолжил свой род… здесь и в землю лягу.

Союз – нечто эфемерное. Союзу я служил, потому что республики были просто его губерниями, и только. А сейчас мощный рост национализма во всем мире, и Россия возрождается; а она, с ее культурой, только без псевдо, вроде фольклорных ансамблей или пресловутого опереточного козачества, – она мне родная, точно так же, как и Украина.

Будет надо – объединимся в союз. Но держаться надо за Россию. На Украине меня ждут, может, только старики-родители и тесть с тещей, и то – на три дня в гости. А жить там… там все прогнило, измельчало душой, политизировалось.

Я Союз весь повидал, и лучше всего – здесь, в Сибири, ставшей мне второй родиной: на Енисее, с тайгой и комарами, с морозным хиусом, с баней. Только паши, вкалывай.

Вся гниль в Союзе – из теплых, хлебных, злачных мест, где все само растет, где сытно, но тесно жить. В Сибири – не тесно и не очень-то сытно, если лениться. Да, морозец заставит шевелиться. Тут не о продаже душа болит, а о добыче. Там – как бы продать: пропадает то, что с неба свалилось. Тут – как бы выпластаться, посадить, выхолить, уберечь, собрать, сохранить, да хватило бы до лета. У нас только снег лежит полгода. Вот и народ другой, цельный.

27.08. Слетали в Алма-Ату; проверяющий Сережа Пиляев, которому надо было допустить моего Сашу к самостоятельному взлету-посадке (после 200 часов налета на типе), ну и добыть чего-нибудь на салат. Ну, на салат добыли, дешевле, чем у нас, раз в 8-10.

Мне всю дорогу пришлось болтаться по кабине, бия резинкой от трусов злых осенних мух, очень досаждающих. Вели с Алексеичем разговоры. Ну, о чем могут вести разговоры летчики. Как отремонтировать нашу видавшую виды последнюю обувь. Ну, о политике. Согласись, что во время путча в Москве все стороны ждали жертв. Ждали, чтобы использовать их как аргумент. Поэтому и такие помпезно-затяжные похороны троих случайно попавших под гусеницы зевак: с прощаниями президентов, с политическими, насквозь сочащимися лютым полемическим ядом, отточенными выступлениями фанатика Черниченко и змеюки Боннэр… с аэростатом… Даже церковь, даже правовернейшие иудейские раввины, тысячелетиями не отступающие от Завета, – нарушили каноны: церковь отпела вообще некрещеных, а раввин хоронил еврея в субботу. Везде политика. Надо как-то жить.

От Караганды домой вез я, спокойно-полусонно зашел дома, выровнял чуть выше и драл, пока мягко не упала на левое колесо. Надо бы полетать, мне двух посадок в месяц маловато.

Ну да что там летать. Отпуск с 9.09, уже в пульке отмечено. План – две Москвы, да Сочи на три ночи через Норильск. Сочи бы мне уже и ни к чему: шея по утрам клинит, болит, разминаю через силу, – какое к черту море. Надо грязи; ну, это в отпуске.

Украина отделяется от Союза. Страшновато и лететь в Харьков сейчас, да и не горит; думаю, обойдемся.

Ну, а в Сочи полно водки коммерческой, по 16 р., надо взять ящик. А дома лежат талоны за квартал, на водку же, но пусть большевики ими подавятся, чем я полезу в ту проклятую очередь. Во всяком случае, к свадьбе ребенка спиртное будет. Там и коньяк по 37 р. возьму. Я тут за неделю между делом высосал бутылочку коньячку, с удовольствием.

Очевидцы утверждают: когда Шенин уезжал с повышением в Москву, наблюдали, сколько же было загружено барахла. Контейнеры: 20-тонник, 5-тонник и 2 трехтонника. Остальное, видимо, в драгоценностях и валюте. Наверное, на барахолке набрал.

И он же никогда палец о палец не ударил. И зарплата его была ну никак не меньше моей. Вор. Третье лицо в партии ворюг. И первое лицо в партии ворюг был Горбачев.

Надо ехать на дачу, собрать очередное ведро огурцов, уже не себе, а друзьям, да накопать ведро картошки. Надя приедет, чтобы все в доме было. А у нее как раз начнется период осенних посадок – самая нервотрепка.

Все-таки недаром моя жена живет на свете. Где ни глянь в городе – эти вот деревья она сажала, этот скверик – ее рук дело, эта улица из пустыря превращена в цветущий майский сад ее стараниями и умением, эти лиственницы она выкопала зимой, с комом, привезла, посадила, отлила и выходила… Главный озеленитель города. Есть чем гордиться: оставила свой след на земле. Уйдет она – а лиственницы эти еще сотню лет стоять будут.

Но какими нервами, какой пробивной силой, каким истовым отношением к работе, какой самоотдачей все это делалось! Каким здоровьем! Всю жизнь бьется за опчественное, а себе… ну, квартирка с телефоном, ну сад о четырех сотках, ну, гараж и драный «Москвич».

Поэтому когда я, летчик и барин, берусь дома за стирку или готовлю какой завалящий кусок мяса, то это не блажь, а разумный эгоизм: жену надо жалеть и беречь. На дом меня хватает. На все остальное – нет.

Но представить, чтобы моя супруга, деловая, современная, умная женщина, на которую заглядываются такие ли еще мужики… да и сам другой раз глянешь – и холодок в животе… – представить, чтобы она не работала, а занималась собой и только и ждала меня из полета, чтобы ублажать… Нет. Наш крест иной.

Ешь, Вася, свои помидоры с огурцами, лелей свою летнюю импотенцию и жди просвета в тучах. Октябрь будешь отходить от лета, как после наркоза; в ноябре начнутся обоюдные обострения всех болячек; потом наступят холода, когда супруга ложится спать в двухконтурных штанах, носках и пуховом платке; у тебя начнется обычный бронхит…

Жизнь прожита, чего уж там. Все удовольствия становятся редким исключением из обычной, будничной, постоянной болячки. И вечером ждем мы с нетерпением не близости, а газет. Ночь же приходит как избавление от дневной усталости и возбуждает единое чувство: наконец-то упасть! И – падает.

И при чем тут гибель какой-то партии. Да хоть миллионером меня сделай сейчас – и за те миллионы никто уже не вернет нам с Надей те бессонные ночи и то здоровье, что убили на текучку. Всё.

Свой сорок восьмой год жизни я встречу, естественно, в полете. Не надо было рождаться в час пик. Да я и не в обиде. Выпито и отгуляно на подобных мероприятиях достаточно. Хватит. Ну, иной раз и выпил бы. Да нет условий, да нет и той водки, да суета с продуктами, да… Это как бабу на стороне ублажать: да суета, да подход, да место, да время, да чужая же… да… а если даст? да СПИД, да… Да пошла ты со своим утюгом! Лучше я на Москву слетаю, а там же так уютно спится…

Кажется, начинаю ощущать усталость. На дачу приехал – ничего не интересно, набрал огурцов, быстро полил, накопал картошки и скорее домой. Ездить стал очень агрессивно – первейший признак нервной усталости. Вася, повнимательнее за рулем!

Зато весь дом в цветах, все вазы заполнены. Что-что, а мой день варенья весь в астрах. Хороший цветок, люблю. И прекрасная белейшая роза расцвела, и вот-вот раскроются два бутона красных.