Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

— Спасает, да еще как. Начальство о нем самого высокого мнения. Не сегодня—завтра он получит приход, и тогда уж за ним никто не угонится. Он непременно станет епископом, вот увидите.

Радость от того, что нашелся потерянный друг, начала гаснуть. Мысли обратились к делам практическим. Под ложечкой тоскливо засосало.

Сейчас объясню, почему. Стиффи может сколько угодно восхищаться, какой виртуоз наш Гарольд по части разных каверз и проделок, но она-то его не знает, а я знаю. Я был рядом с Гарольдом Пинкером в те годы, когда формируется характер человека, и мне отлично известно, что он собой представляет — эдакий здоровенный увалень, напоминает. щенка ньюфаундленда: энтузиазм бьет через край, за все берется с величайшим рвением, душу вкладывает без остатка, и никогда ничего путного из его стараний не выходит, потому что если есть хоть малейший шанс погубить дело и сесть в лужу, он его ни за что не упустит. А если ему поручить такое тонкое и деликатное задание, как похищение каски у полицейского Оутса… Кровь застыла у меня в жилах. Крах, всему конец, неминуемая катастрофа!

Мне вспомнился Пинкер в студенческие времена. Сложением почти как Родерик Спод, играл в команде регби не только Кембриджского университета, но и в сборной Англии, и что касается искусства швырнуть противника в грязную лужу и сплясать у него на спине в подбитых железом бутсах — тут он не знал себе равных. Напади на меня разъяренный бык, я сразу же вспомнил бы о нем— лучшего спасителя просто не найти. Окажись я по воле злой случайности в одной из подземных камер службы безопасности, я стал бы молиться, чтобы ко мне на помощь спустился по трубе его преподобие Гарольд Пинкер, только он, и никто другой.

Однако, чтобы умыкнуть у полицейского каску, одних только стальных мускулов мало. Здесь требуется ловкость рук.

— Епископом станет, говорите? — хмыкнул я. — Если он попадется на краже касок у собственной паствы, не видать ему епископского сана как своих ушей.

— Он не попадется.

— Попадется, еще как попадется. В Alma mater он всегда попадался. Действовать продуманно и осторожно он не способен. Так что, Стиффи, выкиньте вашу затею из головы и забудьте о ней навсегда.

— Ни за что!

— Стиффи!

— И не спорьте: я не отступлюсь.

Отступился я. Зачем попусту тратить время, отговаривая ее от ребяческой глупости? Судя по всему, она такая же упрямая, как Роберта Уикем — та однажды вынудила меня войти с ней ночью в спальню к одному джентльмену, который гостил вместе с нами в загородном доме у друзей, и проткнуть его грелку иглой, насажанной на конец трости.

— Делайте что хотите, — махнул я рукой. — Только, пожалуйста, втолкуйте ему, что когда хочешь сорвать с полицейского каску, ее сначала нужно натянуть со лба на физиономию, а потом дернуть вниз, это очень важно, иначе ремень зацепится за подбородок. Я в свое время упустил из виду эту тонкость и потому так опозорился на Лестер-сквер. Ремешок зацепился, полицейский извернулся и хвать меня в охапку, не успел я и глазом моргнуть, как сижу на скамье подсудимых и говорю вашему дядюшке: «Да, ваша честь», «Нет, ваша честь».

И я погрузился в задумчивость, представляя картины печального будущего, которое ждет моего друга и однокашника. Я не малодушен, нет, но сейчас подумал, что зря пожалуй, так резко отвергал попытки Дживса увезти меня я кругосветное плавание. Как ни ругают подобные путешествия — и теснотища-то на теплоходе, и рискуешь оказаться в обществе непрошибаемых зануд, и тоска-то смертельная: изволь тащиться глядеть на Тадж-Махал, — но там вы по крайней мере избавлены от душевных терзаний, вам не приходится смотреть, как доверчивые священники попадают в руки правосудия, воруя головные уборы у собственных прихожан, и тем самым губят свою карьеру и лишаются надежды занять место среди высших иерархов церкви, которое по достоинству должно принадлежать им.

Я вздохнул и обратился к Стиффи:

— Стало быть, вы с Пинкером помолвлены. Почему вы мне не сказали, когда обедали у меня?

— Тогда мы еще не были помолвлены. Ах, Берти, я так счастлива, так счастлива! Вернее, буду счастлива, если нам удастся уговорить дядюшку Уоткина благословить нас.

— Ах да, вы вроде говорили, что его надо умаслить. Что вы имели в виду?

— Именно это и я хочу обсудить с вами. Помните, я написала в телеграмме, что рассчитываю на вашу помощь?

Я отшатнулся. В душе зашевелилось очень неприятное подозрение. Я-то ведь о ее телеграмме и думать забыл.

— Знаете, это совершенный пустяк.

Так я и поверил. Если эта особа считает, что священнику пристало красть у полицейских каски, то какое же непотребство она измыслила для меня? Нет, надо пресечь ее поползновение в самом зародыше.

— Пустяк, говорите? Однако на мое участие в этом «пустяке» не рассчитывайте, мой отказ окончателен и обжалованию не подлежит.

— Струсили!

— Считайте, что струсил, мне плевать.

— Но вы даже не знаете, в чем суть,

— И знать не желаю,

— А я вам все равно расскажу,

— А я слушать не буду.

— Будете, или, может быть, мне стоит спустить с поводка Бартоломью? Он уже давно как-то странно на вас косится. Наверное, вы ему не понравились. Он у меня такой: уж если кого невзлюбит…

Вустеры храбры, но не до безрассудства же. Я поплелся за ней к тому месту каменной ограды, где она примыкает к веранде, и мы сели. Помню, вечер был на редкость ясен и тих, вокруг мир и покой, Можете себе представить, как тоскливо было у меня на душе.

— Я вас долго не задержу, — сообщила мне Стиффи. — Все легче легкого и проще простого. Но сначала объясню, почему мы держим свою помолвку в строжайшей тайне. Во всем виноват Гасси,

— Гасси? Что он такого натворил?

— Ему и вытворять ничего не надо, просто Гасси есть Гасси. Молчит, будто воды в рот набрал, пялится без всякого смысла через свои очки, держит в спальне тритонов. Можно понять дядю Уоткина: дочь говорит ему, что выходит замуж. «Ах, вот как, замуж? Ну что ж, посмотрим, с чем твоего жениха едят», — отвечает дядюшка. И жених является. Папенька чуть Богу душу не отдал, еле откачали.

— Да уж, воображаю.

— Ну, посудите сами: дядюшка никак не оправится от удара, который нанесла ему Мадлен, а тут являюсь я и наношу второй: объявляю, что собралась замуж за священника, — разве такое выдержишь?

Теперь понятно. Помнится, Фредди Гринвуд как-то рассказывал мне, какой переполох поднялся в Бландинге, когда его кузина решила выйти замуж за священника. Все уладилось, лишь когда стало известно, что жених — наследник богатого ливерпульского судовладельца, кажется, миллионера. Но вообще родители не любят выдавать дочерей за священников, и, судя по всему, ту же неприязнь к священникам испытывают дядюшки, когда дело касается их племянниц.