Мигель Астуриас - Глаза погребённых

— Ладно, не ораторствуй. Мне нужно срочно поговорить с тобой.

— Я тебя тоже искал… — успел вымолвить Медина до того, как к ним подошел учитель и предупредил:

— Уходите, не теряйте времени! Уходите!.. Я узнал только что: Пьедрасанта побежал звать полицию…

С улицы уже слышались чьи-то торопливые шаги, какие-то дробные удары, свистки. Все ждали в молчании.

Учитель, который пошел было к двери, вернулся.

— Ушел… Успел вовремя…

— Что ж, подходящий предлог, — капитан повысил голос, — хороший повод, чтобы перейти от пива к рому. Две стопки рома, — заказал он помощнику Пьедрасанты, но тут же поправился:

— Только одну. Сеньор не пьет. И принесите чего-нибудь пожевать — сыра или, пожалуй, оливок.

Лавочник возвратился в сопровождении судьи.

— Закономерно, — говорил судья, — мы дадим ход вашему заявлению. Но дело вот какое, следует уточнить… м-да… либо привлекать по обвинению в том, что он коммунист, либо по обвинению в том, что он поджигатель, что-нибудь одно, два обвинения сразу — это невозможно… — Пьедрасанта, выкатив глаза, смотрел на плюгавого, похожего на мышь судью, который все тянулся и тянулся вверх, даже привстал на цыпочки, как будто это могло придать больший вес его словам: — Именно так, либо по обвинению в том, что он коммунист, либо в том, что он поджигатель. Выбирайте сами. Какое из обвинений вы намерены выдвинуть?..

— Оба, сеньор лиценциат…

— Оба нельзя…

— Почему нельзя? Если он виноват и в том, и в другом?

— Вы утверждаете, что священник призывал поджечь евангелистов, следовательно, он был в числе поджигателей, которые действовали во имя своей веры, под влиянием религиозного фанатизма, так какой же он тогда коммунист? Не может быть, Пьедрасанта, не может быть!

— Раз так, то я обвиняю его в том, что он коммунист…

— А доказательства?

— Пожар, сеньор лицеи… пожар! Вам этого мало?

— Нет, Пьедрасанта! Пожар, как я уже отмечал, был делом католиков, которых подстрекал мексиканский священник!

— Но некоторые утверждают, что как раз Компания приказала поджечь… — проворчал лавочник, — кто их поймет…

— Это уже глупость…

— Не такая уж глупость, как вы думаете. Кому-то понадобился предлог, чтобы выслать падре, и пожар…

— Мы опять кружим на одном месте. Не принимая в расчет ваше последнее утверждение, которое, по моему мнению, является неоспоримой выдумкой, предположим, что в самом деле действовала Компания. В таком случае целесообразнее было бы использовать служащих Компании, а не коммунистов.

— Хорошо, тогда кто же этот человек?..

— Об этом я вас и спрашиваю. Несомненно, поджигатель. Вы слышали, как он подстрекал народ, вы выступили против него, и вот следствие: этот человек пришел к вам сюда, в ваше заведение, чтобы оскорбить вас. В совокупности все это может представить собой состав преступления, чрезвычайно серьезного преступления. И зачем же придумывать что-то еще? Зачем еще утверждать, например, что он коммунист?

— Как раз это-то и важно… Тогда его расстреляют…

— Точно так же, как и за участие в поджоге…

— Тогда мне безразлично. Обвиняю его как поджигателя…

— Ну и злое же у вас сердце… — запротестовал Родригес, вмешавшись в разговор. — Если меня вызовут в качестве свидетеля, я могу подтвердить, что именно сказал этот человек. Имейте в виду, я там был, я был очевидцем. Он сказал что-то вроде следующего: «Ребята, пошли посмотрим, как горит!..»

Пока Пьедрасанта спорил с учителем, судья подошел к капитану Каркамо.

— Такие страсти бушуют здесь, что я вас даже не узнал и не поздоровался. Да и военные так странно выглядят в штатском!

Они обменялись рукопожатиями, и судья, улучив момент, тихонько спросил у капитана:

— Ну, как прошла прогулочка с падре?

— Приказ есть приказ… — сухо оборвал его офицер; ему было очень неприятно, что судья напомнил о его роли палача, исполнителя приговора, находящегося на службе… кто знает — чьей…

— Отлично! Отлично!.. — воскликнул судья, потирая от удовольствия пухлые руки; он даже счел нужным вмешаться в спор лавочника с учителем, многозначительно пообещав: — Что касается беглеца, Пьедрасанта, то рано или поздно мы его выловим. Я полагаю, не сегодня-завтра будет объявлено осадное положение в республике, по всей территории республики…

— Так и будет. — Лавочник понемногу начал приходить в себя после пережитых страхов. — Наш судья — прорицатель, если говорит, значит…

— …получил известия от Компании… — ввернул Хувентино, голос которого после столкновения с лавочником стал еще более хриплым.

— От тех друзей, которых я имею в Компании… — поправил его судья, — все, что они знают, мне передают — и они, кстати, утверждают, что всеобщая забастовка неизбежна…

— А вы не думаете, что можно было бы уладить все без забастовки? — спросил лавочник, к которому вернулось не только самообладание, но и уверенность в том, что его имущество останется неприкосновенным, хотя несколько минут назад, — когда явился этот тип, и грозил убить его, и, по всей вероятности, собирался поджечь дом, — он не на шутку перепугался.

— Такое мнение существует и в Компании. Я могу сказать это, поскольку недавно завтракал с одним из ее управляющих. Все считают, что правительство огнем подавит мятежные очаги, как уже было сделано в порту и в Бананере. Срезать любую голову, которая поднимется. И, по моему убеждению, первая голова слетит с плеч здесь. Не знаю, слыхали ли вы о некоем Табио Сане, которого мы здесь поджидаем. Авторучка, которую мне подарил мистер Ферролс, полна чернил, чтобы подписать смертный приговор этому самому Табио Сану.

— Не забудьте, сеньор судья, что этого человека ждет также и народ, — прохрипел Родригес с подчеркнуто невозмутимым видом, — и не один, два, три… не пять, не сто и не тысяча — а тысячи рабочих пойдут встречать его на станцию…

— Извините… — подошел лавочник. — Я хочу узнать, не желает ли кто-нибудь выпить еще. Моя жена прислала мне из столицы бутылочку испанской анисовой, самой настоящей. Как думаете, может, откроем?

— Для меня анис чересчур сладок. Такие напитки не для меня… Пьешь их, когда колики мучают…

— Сеньору судье нравится, конечно, настоящий scotch [132] 132. Шотландское виски (англ.). , - проронил капитан Каркамо, который до сих пор не вступал в разговор и был как бы в стороне от всего происходящего.

— Мы пили его с друзьями из Компании. Что за букет! Однако это не значит, что я пренебрегаю вниманием и резервами нашего друга Пьедрасанты. Я предпочел бы пиво со льда.

— И нам, — сказал Каркамо, забыв, что учитель не пьет, — тоже холодного пива.

— Мне ничего не надо… — возразил Хувентино; капитан обернулся к нему:

— Я совсем забыл, все время подвергаю вас искушению. Не подумайте, что я хочу вас соблазнить. Да, кстати, можно ли спросить, чем вас вылечили?