Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

Через две-три недели наш корабль получил приказ об отплытии, и я возымел надежду увидеть в скором времени свою родину, когда на борт явился хирург адмирала и, вызвав Моргана и меня на шканцы, сообщил нам, что в Вест-Индии наблюдается большой недостаток в лекарях, что ему приказано задерживать по одному помощнику с каждого крупного корабля, уходящего в Англию, и что он предлагает нам договориться между собою в течение ближайших суток о том, кто из нас останется. Мы были ошеломлены этим предложением и, не говоря ни слова, таращили друг на друга глаза; наконец валлиец нарушил молчание и вызвался остаться в Вест-Индии при условии, если адмирал немедленно назначит его лекарем. Но в ответ он услыхал, что главных лекарей достаточно и он должен удовлетвориться должностью помощника, пока не получит повышения в положенный срок. Тогда Морган наотрез отказался покинуть судно, на которое был назначен комиссарами военно-морского флота, а джентльмен, также без обиняков сказал, что если мы не порешим этого дела до утра, ему придется бросить жребий, и пусть Морган полагается на свое счастье.

Когда я воскресил в памяти невзгоды, перенесенные мною в Англии, где у меня не было друзей, которые бы позаботились о моих интересах или содействовали моему повышению по службе во флоте, и когда поразмыслил о недостаче лекарей в Вест-Индии и о нездоровом климате, чуть ли не каждый день сокращающем их число, я невольно подумал, что меня ждет более верный и быстрый успех, если я останусь там, где был, вместо того, чтобы вернуться в Европу. Посему я решил любезно подчиниться, и на следующий день, когда джентльмен предложил нам бросить жребий, я сказал Моргану, что ему незачем беспокоиться, так как я готов добровольно исполнить желание адмирала. Мое откровенное заявление вызвало похвалу джентльмена, который заверил меня, что мне не придется сожалеть о таком решении. И в самом деле, он сдержал слово и в тот же день добыл приказ о назначении меня помощником лекаря на корвет «Ящерица», тем самым поставив меня на равную ногу с любым первым помощником во флоте.

Получив увольнительный билет, я спустил свой сундучок и постель в лежавший у борта каноэ, пожал руку моему верному другу сержанту и славному Джеку Рэтлину и, проливая слезы, распрощался с Морганом после того, как мы обменялись на память друг о друге пуговицами с рукавов. Предъявив приказ о моем новом назначении капитану «Ящерицы», я осведомился о докторе и, увидав его, тотчас признал в нем одного из тех молодых людей, с которыми попал в арестный дом во время кутежа с Джексоном, о чем рассказывал ранее. Он принял меня весьма учтиво, а когда я напомнил ему о нашем знакомстве, то он очень обрадовался встрече со мной и устроил меня столоваться {58} 58 …устроил меня столоваться… — Классовый и кастовый принцип, лежащий в основе службы в английском военно-морском флоте, с особенной очевидностью обнаруживается в организации так наз. «mess» — пищевого довольствия команды. Вся команда разбита на разряды, причем матросы столуются отдельно, старшины 1-й статьи отдельно от старшин 2-й статьи, унтер-офицеры — боцман, артиллерист, плотник — имеют свой «стол» и т. д. Так же тщательно проводится и проводилось разделение по «столу» среди офицерского состава, разбитого на четыре «стола», для героя романа было отнюдь не безразлично, к какому «столу» быть приписанным, так как его положение одного из помощников лекаря закрывало ему формально доступ к офицерскому «столу» и только расположение к нему Джексона помогло преодолеть это препятствие. в хорошей компании, состоявшей из канонира и первого помощника капитана.

Больных на борту не было, и я получил разрешение сойти на следующий день на берег с канониром, который познакомил меня с одним евреем, купившим увольнительный билет с сорокапроцентной скидкой. Приобретя необходимые мне вещи, я вернулся вечером на корабль и, к своему удивлению, увидел моего старого недруга Крэмпли, разгуливающего по палубе. Хотя я и не страшился его вражды, но его появление меня взволновало, и я поделился своими мыслями с лекарем, мистером Томлинсом, который сказал мне, что Крэмпли, имея друзей в свите адмирала, получил патент и назначение лейтенантом на корвет «Ящерица»; мистер Томлинс посоветовал мне, раз Крэмпли теперь выше меня по чину, оказывать ему уважение, иначе он найдет тысячу способов вредить мне. Этот совет был горькой микстурой для меня, которого гордость и злоба лишали всякой возможности подчиниться или хотя бы примириться с негодяем, столько раз обходившимся со мной столь бесчеловечно. Однако я решил иметь с ним как можно меньше дела и снискать, по мере сил, расположение остальных офицеров, чье дружелюбие могло бы послужить бастионом, защищающим меня от его злобы.

Меньше чем через неделю мы отправились в плаванье и вышли на ветер от восточного конца острова, где нам посчастливилось захватить испанский барк, с его призом, английским кораблем, шедшим в Бристоль и две недели назад покинувшим Ямайку без конвоя. Всех пленников, которые были здоровы, мы высадили на северном побережье острова, на призы были переведены английские матросы, а командование барком поручено моему приятелю, помощнику капитана, с приказом отвести суда в порт Моран и оставаться там до окончания крейсирования «Ящерицы», после чего она должна была зайти в тот же порт на обратном пути в Порт Ройял. Вместе с ним меня послали оказать помощь раненым испанцам, а также англичанам — всего их было шестнадцать человек, — и иметь попечение о них на берегу, наняв какой-нибудь дом под госпиталь. Это назначение доставило мне большое удовольствие, ибо на некоторое время избавляло меня от наглых выходок Крэмпли, чья закоренелая злоба ко мне уже два или три раза давала о себе знать с той поры, как он стал лейтенантом.

Помощник капитана, который и лицом и нравом очень походил на моего дядю, обходился со мной на борту приза весьма любезно и доверительно и, не считая других услуг, подарил мне тесак с серебряной рукояткой и пару пистолетов в серебряной же оправе, доставшиеся ему при дележе захваченной у неприятеля добычи. Мы благополучно прибыли в Моран и, сойдя на берег, случайно нашли пустой склад и сняли его для раненых, которых и перенесли туда на следующий день вместе с постелями и прочими необходимыми вещами, а из команды корабля были выделены четыре матроса, чтобы ходить за ними и исполнять мои приказания.

Когда все мои больные начали поправляться, мой товарищ и начальник, которого звали Брэйл, взял меня с собой в дом своего знакомого, богатого плантатора, где мы отменно провели время и вечером собрались возвращаться на корабль. Пройдя при лунном свете около мили, мы увидели ехавшего вслед за нами всадника, который, поровнявшись с нами, пожелал нам доброго вечера и спросил, куда мы идем. Голос, едва только я услышал его, показался мне очень знакомым, и, несмотря на мою рассудительность и твердость воли, волосы у меня стали дыбом, и я начал отчаянно дрожать, что было неправильно истолковано Брэйлом, посоветовавшим мне не пугаться.