Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

— Вода, извлеченная из трута, — пояснил тот, — особое универсальное средство от всех болезней, посещающих человека. Оно было изобретено ученым немецким монахом, который за большое вознаграждение сообщил секрет Парацельсу.

— Простите, — возразил художник, — впервые оно было применено Соломоном, как явствует из писанного его рукой греческого манускрипта, который был недавно найден у подножья горы Лебанон {76} 76 Гора Лебанон — горный кряж между Сирией и Палестиной; слова художника о греческом манускрипте, найденном у подножия этого кряжа, являются, конечно, издевательством над доверчивым доктором. крестьянином, копавшим картофель.

— Вот как! — сказал Уэгтейл. — Во всех прочитанных мною многочисленных книгах я никогда не встречал такого препарата! И до сей минуты я не ведал, что Соломон знал греческий и что картофель растет в Палестине.

Тогда вмешался Бентер, выразивший изумление, что доктор Узгтейл может хоть сколько-нибудь сомневаться в знании Соломоном греческого языка, ибо Соломон известен нам, как самый мудрый и просвещенный государь во всем мире, а что до картофеля, то он был завезен туда из Германии во времена крестовых походов какими-то рыцарями из той страны.

— Признаю это весьма вероятным, — сказал доктор. — А я дорого заплатил бы, чтобы поглядеть на этот манускрипт, которому, должно быть, цены нет… и если бы я узнал способ добывания воды, я немедленно приступил бы к нему.

Актер уверял его, что способ очень прост: нужно запихать центнер трута в стеклянную реторту и растворить его посредством животного тепла, после чего он выделит полскрупула безвкусной воды, одна капля которой является надлежащей дозой.

— Это поразительно, клянусь честью! — воскликнул легковерный доктор. — И необычайно! Чтобы caput mortuum [75] В данном случае — неорганическое вещество ( лат. ). могло выделить хоть сколько-нибудь воды… признаюсь, я всегда был врагом особых средств, считая их несовместимыми с природой животного организма, но авторитет Соломона является неоспоримым. Все же… где я найду реторту, которая вместила бы такое количество трута, потребление коего несомненно повысит цену на бумагу… и где я раздобуду столько животного тепла, чтобы хоть подогреть такую массу?

Слейбут сообщил, что для него могут выдуть реторту величиной с церковь и что самый легкий способ получать испарения посредством животного тепла — это поместить реторту в госпиталь для больных лихорадкой, которые могут лежать вокруг этой реторты на тюфяках и соприкасаться с нею. Едва он произнес эти слова, как Уэгтейл с восторгом воскликнул:

— Клянусь спасением моей души, превосходный способ! Я во что бы то ни стало применю его на практике!

Простодушие лекаря послужило прекрасным развлечением для присутствующих, в свою очередь издевавшихся над ним, осыпая его ироническими комплиментами, которые он, по тщеславию своему, принимал за чистосердечные излияния. Затем мистер Четтер, утомленный столь длительным молчанием, разразился речью и угостил нас перечнем всех танцевавших на последней хэмстедской ассамблее, присовокупив подробнейшее описание костюмов и украшений, начиная с лент на головных уборах леди и кончая пряжками на башмаках мужчин, а в заключение сообщил Брэгуелу, что там была его возлюбленная Мелинда, которая как будто скучала в его отсутствие, и предложил отправиться вместе с ним на следующую ассамблею.

— Нет, чорт побери, — сказал Брэгуел, — только у меня и заботы, что волочиться за ветреными девчонками! Вдобавок, как вам известно, у меня такой необузданный нрав, что я могу попасть в беду, если в дело замешана женщина. Когда я был там в последний раз, у меня произошло столкновение с Томом Триплетом.

— Как же! Я это помню! — воскликнул Бентер. — Вы обнажили шпагу в присутствии леди, и за это я вас хвалю, так как вы воспользовались случаем проявить мужество, не подвергая себя риску.

— Риск! — со свирепой миной вскричал тот. — Проклятье! Я не страшусь никакого риска. Я не боюсь обнажить шпагу против любого мужчины, у которого есть голова на плечах. Чорт подери, всем известно, что я не раз пускал кровь другим, да и сам потерял малую толику! Но какое это имеет значенье?

Актер попросил этого смельчака пригласить его своим секундантом в следующий раз, когда тот вознамерится кого-нибудь убить, так как он, актер, хотел увидеть человека, умирающего от удара шпагой, дабы знать, как натуральней исполнить такую роль на сцене.

— Умирающего? — переспросил герой. — О, нет! Я не так глуп, чтобы навлекать на себя приговор мидлсекского суда. Я бы считал моего учителя фехтования невежественным сукиным сыном, если бы он не научил меня прокалывать любую часть тела моего противника, которого мне вздумается обезвредить.

— Ого! — воскликнул Слейбут. — В таком случае я хочу просить вас об одолжении. Да будет вам известно, что мне заказали написать Иисуса на кресте, и я намерен изобразить его в тот момент, когда копье вонзилось ему в бок. И вот я был бы очень рад, если бы вы в моем присутствии проткнули какого-нибудь наглеца и довели до судорог, не подвергая опасности его жизнь, а я бы воспользовался случаем и сделал с натуры точный набросок прекрасной агонии. Доктор вам покажет, куда колоть и как глубоко, но постарайтесь, чтобы шпага вошла как можно ближе к левой стороне.

Уэгтейл, принявший предложение всерьез, заметил, что очень трудно проникнуть в грудную клетку с левой стороны, не задев сердца и, стало быть, не убив пациента, но, по его мнению, человек, обладающий искусной рукой и точным знанием анатомии, может поранить диафрагму где-нибудь с краю, что вызовет икоту, но не повлечет за собой смерти. Он выразил готовность показать мистеру Брэгуелу направление этого мускула, но желал бы не иметь никакого отношения к опыту, который, в случае неудачи, может оказаться пагубным для его репутации.

Брэгуел, как и доктор, был введен в заблуждение шуткой художника и отказался участвовать в таком деле, заявив, что питает глубокое уважение к мистеру Слейбуту, но придерживается правила драться только в том случае, если задета его честь.

Посыпалось множество шутливых замечаний в таком же роде; стаканы наполнялись вином, подали ужин, мы сытно поели и снова обратились к бутылке; Брэгуел стал шумлив и назойлив, Бентер становился все более и более суровым, Рентер громогласно повторял свою роль, Слейбут корчил гримасы всей компании, я распевал французские песенки, а Четтер нежно целовал меня, тогда как доктор с унылой физиономией пребывал в молчании, подобно ученику Пифагора. Наконец Брэгуел предложил нам побуянить на улицах, вогнать в пот констебла, исколотить стражу, а затем мирно возвратиться домой.