Сосэки Нацумэ - Сердце

— Можно вас иногда навещать в Токио?

И учитель на это ответил всего только:

— Да, да... приходи.

Я всё это время предполагал, что мы с ним уже достаточно сблизились, и ожидал иных, более приветливых слов. Поэтому короткий ответ несколько уязвил моё самолюбие.

Учитель не раз заставлял меня таким образом чувствовать разочарование. Иногда он замечал это, иногда же совершенно не замечал. А я, столько раз испытывая чувство обманутой надежды, всё же не думал из-за этого отходить от него. Скорее наоборот: всякий раз как меня волновала неудовлетворённость, я начинал желать пойти ещё дальше в своих отношениях с ним. Мне казалось, что, если пойти ещё дальше вперёд, наступит день, когда всё то, чего я ожидаю, получит своё удовлетворение. Я был молод. Однако моя юная кровь вовсе не рвалась так открыто навстречу каждому, с кем бы я ни встречался. Почему у меня возникло такое чувство именно к учителю, я тогда не понимал. Понимание пришло только сегодня, когда его уже нет. Учитель, со своей стороны, с самого начала вовсе не относился ко мне с неприязнью. Если он иногда неприветливо встречал меня и холодно вёл себя по отношению ко мне, это вовсе не означало, что он хотел отдалить меня. Человеку, который хотел бы приблизиться к нему, учитель как бы делал предостережение: лучше остановись, если такое приближение ничего не означает. Учитель, с трудом идущий навстречу другим людям, прежде чем пренебрегать кем-либо, казалось, чувствовал пренебрежение к самому себе.

Само собою разумеется, я вернулся в Токио с твёрдым намерением навестить учителя. До начала занятий ещё оставалось недели две, и я думал за это время разок у него побывать. Но через два-три дня по возвращении из Камакура у меня мало-по-малу стало проходить тогдашнее настроение. К тому же на моё сердце сильно действовали и атмосфера большого блестящего города и те уколы самолюбию, которые я ощущал, вспоминая Камакура. Видя на улицах лица студентов, я чувствовал с приближением нового учебного года и новые надежды и новое рвение. На некоторое время я позабыл об учителе.

Начались занятия, и по прошествии месяца в моём сердце вновь появилась какая-то размягчённость. Я стал бродить по улицам с чувством неудовлетворённости. Я оглядывался по сторонам в своей комнате, как будто чего-то искал. В моей голове вновь всплыл облик учителя. Мне снова захотелось его видеть.

Когда я в первый раз пришёл к нему, его не оказалось дома. Было воскресенье следующей за этим недели, — я хорошо это помню, — когда я пришёл к нему во второй раз. Стояла чудесная погода, ясное небо, казалось, проникало в самое наше существо. И на этот раз учителя не было дома. Когда мы были в Камакура, я из его собственных уст слышал, что он почти всегда бывает дома. По его словам, он скорее именно не любил выходить из дома. А теперь вот я не застаю его раз, другой. Мне вспомнились его слова, и я почувствовал какое-то непонятное мне неудовольствие. Я не ушёл тотчас же из передней. Я продолжал стоять в нерешительности, смотря на вышедшую ко мне служанку. Служанка, относившая только что мою визитную карточку, теперь опять, оставив меня стоять, скрылась внутри дома. И сейчас же, ей на смену, вышла дама, похожая на жену хозяина дома. Это была красивая дама.

Она очень приветливо и обстоятельно объяснила мне, куда учитель ушёл. Оказалось, что он имел обыкновение каждый месяц в этот день относить на одну могилу на кладбище в Дзосигая цветы.

— Он только что вышел. Минут десять тому назад, а то ещё того меньше, — сочувственно проговорила женщина.

Простившись с нею, я вышел на улицу. Пройдя один квартал по шумной улице, я вдруг почувствовал желание пойти прогуляться в Дзосигая. Мне было интересно, не встречу ли я там учителя. И я сейчас же повернул туда.

Я вошёл на кладбище с левой стороны рисового поля, расположенного около него, и пошёл вглубь по широкой дороге, обсаженной с обеих сторон клёнами. И вот из лавочки, находившейся там на краю, показался человек, похожий на учителя. Я подошёл к нему так близко, что оправа его очков блеснула мне прямо в глаза. И внезапно вскричал громким голосом:

— Учитель!

Тот сразу же остановился и обратил взор ко мне.

— Каким образом?.. Каким образом?..

Учитель дважды повторил одно и то же. И слова его прозвучали как-то странно в тишине этого дня. И я сразу же потерял всякую силу ему отвечать.

— Ты пошёл за мною? Каким образом?..

Впрочем, учитель оставался спокойным. Голос его звучал задумчиво. Но за всей этой внешностью крылась какая-то трудно выразимая омрачённость

Я объяснил ему, как сюда попал.

— А на чью могилу ходил я?.. Тебе жена сказала это?

— Нет, об этом ничего не говорила.

— Да? Этого и не следовало говорить. Это незачем было говорить тебе, которого она в первый раз увидела.

Учитель как будто этим удовлетворился. Но я никак не мог понять, в чём здесь дело.

Направляясь к выходу, мы с учителем шли между могил. Здесь была могила какой-то „Изабеллы“, там находилась могила „раба господня Логина“, виднелись разные буддийские надгробные надписи, вроде: „Всё живущее, всё существующее есть жизнь в Будде“. Тут лежал какой-то „чрезвычайный посланник и полномочный министр“. Увидав одну надпись на пыльном памятнике, я спросил учителя, как это нужно читать, и он ответил: „Вероятно, Андрэ“ — и хмуро усмехнулся при этом.

Учитель не замечал моих насмешек и иронии по отношению к этим людям, которые устраивали могилы на европейский образец. Я болтал без умолку, указывая то на какую-нибудь круглую маленькую плиту, то на длинный и высокий надгробный памятник. Учитель сначала молчал, но, наконец, неожиданно проговорил:

— Вы, видно, никогда ещё как следует не размышляли над тем, что такое смерть?

Я замолчал. И он больше уже не сказал ни слова. У самого выхода с кладбища стояло огромное дерево, скрывая своею листвою небо. Подойдя к нему, учитель взглянул вверх и заметил:

— Ещё немножко — и оно будет очень красиво. Всё покроется жёлтыми листьями, а земля внизу вся будет засыпана золотою опавшей листвою.

Учитель раз в месяц обязательно проходил под этим деревом.

Человек, рывший в стороне свежую могилу, воткнул в землю свой заступ и посмотрел на нас. Мы сейчас же, повернув влево, вышли на улицу.

Мне было всё равно, куда итти, и я шёл туда, куда шёл учитель. Учитель был более обыкновенного молчалив. Но я не чувствовал никакого стеснения и бодро шагал рядом.

— Вы прямо домой?

— Да... Заходить некуда.

И мы вдвоём молча стали спускаться с возвышенности.

— На этом кладбище могилы вашей семьи? — спросил я учителя.

— Нет.

— А кто же там похоронен? Ваши родственники?

— Нет.

Учитель ничего более не ответил. И я больше не стал заговаривать об этом.