Иван Панаев - Прекрасный человек

Рамка на портрет директора, светло-голубая с золотом, вышла очень красива, и портрет он повесил над кушеткою. Кушетка же украсилась прекрасно вышитою подушкою, подаренною ему сестрою. Письменный стол его был в величайшем порядке.

Сургуч, карандаши, ножик, ножницы и проч. разложены были будто напоказ, и

Владимир Матвеич сам ежедневно со всех вещей в своей комнате, а также и с мебели вытирал пыль, не доверяя этого дела человеку.

Собою он занимался так же тщательно, как и своею комнатой. На его фраке никогда нельзя было увидеть пылинки; на голове его был всегда прибран волосок к волоску, и притом каждое утро он завивался и помадился.

Петербургские девицы и дамы должны были обращать особенное внимание на Владимира

Матвеича, потому что у него было лицо полное, белое и румяное; к тому же рост его был немножко побольше среднего, а талии его мог позавидовать всякий гвардейский офицер, затягивающийся в рюмочку.

В одно прекрасное утро, за чаем, Настасья Львовна сказала своему мужу:

- Ведь Вольдемар-то наш бель-ом, Матвей Егорыч.

- Молодчик!

- Я уверена, что он в свете выиграет.

- Я тоже полагаю, душечка.

- Надобно свезти его на вечер к Николаю Петровичу. Пусть он потрется в солидных семейных домах и привыкнет к светским приемам.

- Это хорошее дело, душечка.

- Я заметила, - продолжала Настасья Львовна, - что у него не так хорош вход: правую ногу он выставляет слишком вперед, когда кланяется. Не взять ли ему, друг мой, несколько уроков у танцмейстера, особенно для входа, потому что танцует-то он прекрасно?

- Гм! Зачем бы, кажется, душечка? Это, по моему мнению, просто утонченность. Я и без танцевальных учителей вышел в люди.

- Вы? - да что вы вечно себя в пример ставите? - мало ли что было прежде!..

В эту минуту вошла Анна Львовна, сестрица Настасьи Львовны по отцу. Настасья

Львовна чрезвычайно уважала ее и руководствовалась ее советами, несмотря на то, что та была моложе ее девятнадцатью годами. Анна Львовна имела 10000 рублей, которые отдавала в проценты, и получала с них по 800 рублей ежегодного дохода.

Она была модница, все говорила о том, что делается в большом свете, прекрасно вышивала шерстью, читала французские романы и с одной дамой, у которой жила прежде, выезжала на балы в танцклассы к Квитковскому и Марцынкевичу.

Матвей Егорович и Настасья Львовна, до переселения к ним в дом Анны Львовны, жили без всяких затей, как еще и теперь живут очень многие коллежские и даже статские советники, приобретающие деньги своими трудами. Они проживали только то, что получали, и этих денег им было слишком достаточно. У них всегда был хороший и сытный стол, бутылка ординарного вина, а по воскресеньям кондитерские пирожки. На окнах в гостиной у них не было занавесок, но зато стояли два или три горшка ераней; мебель вся красного дерева, обитая барканом под штоф, а на столе, у зеркала, под колпаком, алебастровая ваза с запыленными цветами. Анна Львовна очень легко внесла дух реформы в дом сестры своей: через три месяца после ее перемещения в этот дом окна гостиной Настасьи Львовны красовались кисейными занавесками, а сама она стала все говорить о свете и светских удовольствиях, - купила себе новый чепец с цветами и бантами и сшила новое шелковое платье.

Наружность ее также значительно изменилась: лицо сделалось гораздо белее и румянее, и две или три морщины будто каким-то чудом совершенно сгладились. Люди, привыкшие к злоречью, говорили, будто Анна Львовна белилась и румянилась и присоветовала делать то же сестре своей. Расходы Настасьи Львовны ежедневно стали увеличиваться; потребности ее неприметно становились шире и шире; Анна

Львовна усердно старалась развивать вкус и понятия своей сестры - и Настасья

Львовна делалась все более и более светскою, даже несколько ветреною, хотя ей было уже 47 лет. После полугода своей новой жизни она увидела, что у нее недостает денег на расходы, и принуждена была занять тысячу рублей тихонько от мужа.

- Здравствуй, Анета! - сказала Настасья Львовна, увидев входящую сестру и не докончив своего возражения мужу.

- Здравствуйте, Анна Львовна, - сказал Матвей Егорыч, привстав с своего места,

- хорошо ли почивали-с?

Анна Львовна очень громко произнесла бонжур - и села к чайному столу.

- Что это у тебя шевё-лис? разве уж так носят? - спросила Настасья Львовна у сестры, глядя пристально на ее прическу.

- Да… разве вы не заметили на последней картинке? Пожалуйста, сестрица, не наливайте мне так сладко. Мари, потрудитесь принести мой платок… Здесь что-то холодно, - продолжала она, оборачиваясь к своей племяннице, которая до сей минуты сидела никем не замеченная.

Белокурая, бледная, но очень стройная девушка встала и вышла из комнаты.

Анна Львовна немного прищурилась и посмотрела ей вслед, едва заметно улыбаясь.

- А что, мы поедем, сестрица, в четверг к Николаю Петровичу?

- Непременно поедем. Я сейчас только об этом говорила с Матвеем Егорычем. Я хочу взять с собою Володю, - пора же ему начать выезжать в свет. Ну да и Маше надо бывать в этих обществах, хоть я заранее знаю, что из нее ничего не сделаешь. Все-таки я исполню свой долг…

- Эге-ге-ге! - сказал Матвей Егорыч, смотря на свои часы, - да уж десять часов. Пора и на службу царскую; а Володя-то, Настасья Львовна, каков? - в восемь часов сегодня в департамент ушел.

- Я его и не видала, голубчика. Вы его там совсем замучите своими делами.

- Ничего, ничего; пусть себе привыкает к делу… - возразил Матвей Егорыч, приятно усмехаясь, - молодому человеку надо думать о карьере.

Когда Матвей Егорыч ушел, Анна Львовна обратилась к сестре.

- А какое вы платье оденете в четверг? лиловое гроденаплевое или пунсовое?

- Вот я уж об этом хотела с тобою посоветоваться, Анюточка. Как ты думаешь?

- Наденьте, ма шер, лиловое и свой новый чепчик с розовыми лентами.

- В самом деле. Я тебе очень благодарна за этот чепчик: он мне так к лицу.

- Вам бы надо купить блондовую косынку; нынче это в большой моде. На последнем бале у французского посланника все были в блондовых косынках.

- В самом деле? да ведь блондовые-то косынки дороги!

- И, полно-те! Как будто вы бедная! На вас все обращают внимание; вы в таком чине, вам нельзя же хуже всех одеться, - вы живете в свете.

- Да, это правда. Мы вместе с тобой поедем в Гостиный двор? Ты сама выберешь мне косынку?

- Это надо купить в английском магазине.

- В английском!.. а разве в Гостином дворе нет таких?

- Как же можно! Уж если иметь вещь, так вещь хорошую.

- В самом деле. А что, я думаю, надо будет надеть бриллианты?

- Непременно. Нынче все и на простые вечера выезжают в бриллиантах.

- Я пошлю Палашку к Носковой завтра же. У нее чудо какие бриллианты… все