Эрнест Хемингуэй - Вешние воды

Все трое маршируют вместе. Руки тех, у кого они есть, сплетены. Красная и белая раса в едином строю. Что-то свело их воедино? Война? Судьба? Несчастный случай? Или чистая случайность? Все эти вопросы теснились в сознании Йоги Джонсона. Рассудок его устал. Слишком много он рассуждает в последнее время. Они все шагают и шагают. И вдруг останавливаются.

Низенький индеец поднимает глаза. Среди ночи над замерзшими окнами закусочной светится вывеска:

«КУС НА ЛЮБОЙ ВКУС»

— Посмотрим-ка, что это за вкус, — буркнул маленький индеец.

— В закусочной белого человека страсть какие вкусные бифштексы, — проговорил высокий. — Поверьте красному брату.

Индейцы неуверенно переминаются с ноги на ногу перед дверью. Высокий оборачивается к Йоги.

— У белого вождя есть доллары?

— Да, деньги у меня есть, — отвечает Йоги. Он уже готов к следующему испытанию. Не время идти на попятную. — Я угощаю, ребята.

— Белый вождь — благородный человек, — пробормотал высокий индеец.

— Белый вождь — настоящий клад, — добавил маленький.

— Вы бы сделали для меня то же самое, — возразил Йоги.

В конце концов, может, это и правда. И вот он идет на риск. Однажды он рискнул в Париже. И Стив Броуди ходил на риск. Во всяком случае, так говорили. Каждый день во всем мире люди чем-нибудь рискуют. В Китае — китайцы. В Африке — африканцы. В Египте — египтяне. В Польше — поляки. В России — русские. В Ирландии — ирландцы. В Армении...

— Армяне не рискуют, — тихо пробормотал высокий индеец. Он выразил словами невысказанное сомнение Йоги. Они тоже себе на уме, эти краснокожие.

— Даже в игре?

— Красный брат считает, что да, — ответил он. Его уверенный тон переубедил Йоги. Кто же они такие, эти индейцы? Что-то за всем этим да кроется. Они вошли в закусочную.

Как раз на этом месте, читатель, в наш дом во второй половине дня пожаловал мистер Ф. Скотт Фицджеральд и, пробыв довольно долго, вдруг уселся в камин и ни за что не хотел (или, может быть, не мог, а, читатель?) подняться и дать огню жечь что-нибудь другое, чтобы комната нагревалась. Я знаю, читатель, что о таких вещах не всегда пишут в книжках, но они тем не менее происходят, и подумать только, какое значение они имеют для нас с тобой на литературной ниве. Если же ты вдруг решишь, что эта часть повести не так хороша, как могла бы быть, то вспомни, читатель: подобное случается каждый божий день во всем мире. Стоит ли добавлять, читатель, что я питаю к мистеру Фицджеральду глубочайшее почтение, и пусть только кто попробует его задеть, я первый стану на его защиту. В том числе и против тебя, читатель, хоть и неприятно говорить тебе это прямо в глаза — ведь я рискую порвать дружбу, которая установилась между тобой и мной.

Когда я перечитал эту главу, читатель, она показалась мне не такой уж и плохой. Может, и ты с этим согласишься. Надеюсь, что да. И если, читатель, она тебе нравится, а также и остальная часть книжки, то почему бы тебе не рассказать о ней своим знакомым и не убедить их купить ее, как это сделал ты? Я получаю всего 20 центов с каждого проданного экземпляра, и, хоть в наши дни 20 центов — чистый мизер, все же если продать двести или триста тысяч экземпляров, то набежит немалая деньга. А — опять же — они будут проданы, если книжка понравится каждому, как нам с тобой, читатель. Я не шутил, когда говорил, что с удовольствием прочту все, что ты ни напишешь. Это не пустые слова. Приноси мне то, что ты напишешь, и мы вместе пройдемся по тексту. Если хочешь, я перепишу для тебя отдельные места. Однако я весьма далек от мысли о каких бы то ни было критических наскоках. Если тебе что-нибудь не понравится в этой книжке, пиши прямо на дом Джонатану Кейпу. Он изменит то, что тебе не понравится. Или, если хочешь, я сам сделаю необходимые изменения. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, читатель. И ты же не расстроился и не сердишься на меня за то, что я сказал о Скотте Фицджеральде, правда же? Надеюсь, что нет. А сейчас сажусь писать следующую главу. Мистер Фицджеральд уже ушел, а мистер Дос Пассос уехал в Англию, так что, думаю, глава получится первоклассная, это можно утверждать с уверенностью. Во всяком случае, написать лучше, чем она получится, я уже не в состоянии. Мы же оба знаем, насколько хорошей она может быть, если посмотреть издательские анонсы, не так ли, читатель?

В закусочной. Теперь все они в закусочной. Одни не видят других. Каждый сосредоточен на самом себе. Краснокожие мужчины думают о краснокожих мужчинах. Белые мужчины, в свою очередь, думают о белых мужчинах или о белых женщинах. Краснокожих женщин здесь нет. Может, их вообще больше нет, этих индианок? Куда они только подевались? Неужели в Америке перевелись индианки? И вдруг дверь неслышно отворяется и в закусочную входит индианка. Из одежды на ней только стоптанные мокасины. За спиной висит грудной ребенок. Рядом — лайка.

— Не смотрите! — крикнул коммивояжер женщинам у стойки.

— Эй! А ну вышвырните ее отсюда! — рявкнул хозяин закусочной.

Повар-негр грубо вытолкал индианку за дверь. Все услышали, как она бухнулась в снег. Ее собака залаяла.

— О боже! К чему бы все это могло привести! — Скриппс О'Нил вытер лоб салфеткой.

Индейцы наблюдали за всем этим с невозмутимыми лицами. Йоги Джонсон словно к месту прирос. Официантки позаслоняли лица салфетками или тем, что оказалось под рукой. Миссис Скриппс прикрыла глаза американским «Меркурием». Скриппс О'Нил был так потрясен, что чуть не сомлел. Когда индианка вошла в закусочную, в душе его взметнулась какая-то волна, какое-то невыразимое первобытное чувство.

— Интересно, откуда она взялась, эта индианка? — спросил коммивояжер.

— Это моя скво, — ответил низенький индеец.

— Господи, человече! Неужели вы не можете хоть как-нибудь ее одеть? — выдавил из себя Скриппс О'Нил. В голосе его прозвучала нотка ужаса.

— Она не любит одежды, — пояснил низенький индеец. — Это лесная скво.

Йоги Джонсон не слушал. Что-то в нем словно воскресло. Что-то словно прорвалось, когда вошла эта индианка. Им завладело новое чувство. Чувство, которое он считал утраченным. Утраченным навсегда. Утраченным. Ушедшим безвозвратно. Теперь он спокоен: это была ошибка. Теперь у него все в порядке. И обнаружилось все благодаря чистейшей случайности. А что бы он мог подумать, если бы в закусочную не вошла эта индианка? Какие черные мысли терзали его душу! Он уже был на грани самоубийства. Самоуничтожения. Убийства самого себя. Прямо тут, в закусочной. Какая была бы фатальная ошибка! Он понял это только сейчас. Как глупо он мог загубить свою жизнь! Самоубийство. Пусть теперь идет весна. Пускай идет. Только бы скорей. Пусть настает весна. Он готов к ней.