Шарлотта Бронте - Шерли

— Роберт! И вырубить всю молодую поросль?

— Не пройдет и пяти лет, как вся поросль пойдет на дрова. Чудесные дикие склоны оврага превратятся в гладкие спуски, а его зеленое дно — в мощеную улицу. Можно будет настроить домов и в темной низине, и на пустующих сейчас склонах. Извилистая, каменистая тропа превратится в ровную широкую черную дорогу, усыпанную золой с моей фабрики, а мою фабрику, Каролина, я расширю так, что она займет весь теперешний двор!

— Какой ужас! Вы хотите закоптить голубое небо над нашими холмами, как в Стилбро!

— Я направлю воды Пактола через Брайерфилдскую долину.

— Ручей мне нравится гораздо больше.

— Я добьюсь разрешения огородить наннлийские земли и разделю их на фермы.

— Слава Богу, хоть Стилброская пустошь уцелеет! Что может вырасти на билберрийском торфянике? Что расцветет в топях Рашеджа?

— Каролина, бездомные, голодные и безработные начнут стекаться на мою фабрику со всех концов страны. Джо Скотт будет давать им работу, Луи Мур, эсквайр, — сдавать в аренду коттеджи, а миссис Джилл будет бесплатно кормить их до первой получки.

Каролина улыбнулась.

— А какую воскресную школу получит моя Кэри! И еще ежедневную школу, где учительницами будете вы, Шерли и мисс Эйнли. Доходов от фабрики хватит и для хозяина и для хозяйки; тогда эсквайр-фабрикант сможет угощать всех соседей хоть каждые три месяца!

Она молча подставила губы, чем Мур явно злоупотребил, поцеловав ее раз сто.

— Все это пока лишь сладкие мечты! — сказал Мур, улыбаясь и вздыхая. Но, быть может, нам удастся кое-что осуществить. Ого, смотрите-ка, уже выпала роса! Разрешите отвести вас в дом, миссис Мур.

Наступил август. Снова звонят колокола, но теперь уже не только в Йоркшире — по всей Англии. Из Испании раздается торжествующий трубный глас; он звучит все громче и громче, возвещая, что Саламанка пала.

Этой ночью весь Брайерфилд будет празднично освещен. Днем филдхедским арендаторам устраивают обед; рабочие с фабрики соберутся за столом в лощине; для школ тоже приготовлено обильное угощение, и все это потому, что утром в брайерфилдской церкви было сразу две свадьбы: Луи Жерар Мур, эсквайр, родом из Антверпена, сочетался браком с Шерли Килдар, дочерью покойного Чарльза Кейва Килдара, эсквайра из Филдхеда. Роберт Жерар Мур, эсквайр, владелец фабрики в лощине, взял в жены Каролину Хелстоун, племянницу преподобного Мэттьюсона Хелстоуна, священника Брайерфилдского прихода.

Первую пару венчал мистер Хелстоун, посаженным отцом был владелец Брайермейнса Хайрам Йорк, эсквайр. Вторую пару обвенчал наннлийский священник мистер Холл. В свадебной процессии особенно выделялись два молодых шафера — Генри Симпсон и Мартин Йорк.

Похоже, что предсказания Роберта Мура, во всяком случае частично, сбылись. Не так давно я посетила лощину, где раньше, говорят, были только дикие зеленые заросли, и увидела, что мечты фабриканта воплотились в каменные и кирпичные строения, в широкую черную дорогу, в дома и сады. Там же я видела большую фабрику с такой высокой трубой, что она могла бы поспорить с вавилонской башней. Вернувшись домой, я рассказала обо всем моей старой экономке.

— Да, — сказала она, — чудные дела творятся на свете. Я еще помню, как строили старую фабрику, самую первую в нашей округе, и помню, как ее сломали. Потом со своими подружками я ходила смотреть, как закладывают первый камень новой фабрики; оба мистера Мура похлопотали тогда немало. Они были там среди нарядных гостей вместе со своими женами. Ах, какие это красавицы, настоящие леди! Только миссис Луи была покрасивее, — на ней всегда были такие красивые платья, — а миссис Роберт держалась поскромнее. Миссис Луи все улыбалась; видно, она была уж очень счастлива, и здорова, и довольна жизнью, но уж если на кого взглянет, — так и пронзит насквозь! Нет, таких красавиц нынче не встретишь…

— Какой же была тогда лощина, Марта?

— Уж конечно, не такой, как теперь! Но я помню это место еще раньше. Тогда здесь на две мили кругом не было ни фабрик, ни домов, ни рабочих лачуг — ничего, кроме Филдхеда. Как-то летним вечером, лет пятьдесят назад, моя матушка уже в сумерках прибежала оттуда вне себя от страха: она сказала, что видела в лощине лешего, и это был последний леший в нашей стороне, разговоры о нем шли еще лет сорок. Уединенное было место и очень красивое, все заросшее дубами и орешником. Теперь здесь все не то.

Наша повесть окончена. Мне кажется, я вижу, как взыскательный читатель надевает очки, чтобы прочесть в конце мораль. Но я не хочу его оскорблять, подсказывая нравоучительные выводы. Скажу только одно: да поможет ему Бог сделать их самому!