Оноре Бальзак - Модеста Миньон

— Черт возьми! — воскликнул лейтенант.

— Не перебивайте меня, Дюме. Вот уже два месяца Модеста так следит за своей внешностью, словно собирается на свидание. Она стала чересчур разборчива при выборе обуви, ей хочется подчеркнуть красоту своих ножек, она бранит башмачницу госпожу Гобе. То же самое происходит и с портнихой. В иные дни моя бедная девочка сидит настороженно-молчаливая, будто ждет кого-то; когда ей задаешь какой-нибудь вопрос, в ее голосе слышатся резкие ноты, словно ее оторвали от тайных мечтаний, помешали ждать и надеяться; затем, если этот «некто» пришел...

— Черт возьми! — снова воскликнул лейтенант.

— Сядьте же, Дюме, — сказала слепая. — Так вот, Модеста становится весела. Да, она весела, вы не можете этого заметить, не можете уловить всех оттенков, ибо они слишком тонки для глаз, созерцающих внешний мир; веселость чувствуется в звуке ее голоса, в интонациях, я их улавливаю, понимаю. Тогда Модеста уже не сидит часами в задумчивости, ей необходимо двигаться, что-то делать. Словом, в такие минуты она счастлива. Она готова благодарить кого-то, и это звучит в каждом ее слове. Ах, друзья мои, мне ведомо и счастье и горе. По одному тому, как целует меня моя бедная Модеста, я угадываю, что в ней происходит: получила ли она то, что ожидала, или же она тревожится. Даже в поцелуях невинной девушки есть много оттенков, а наша Модеста — воплощенная невинность, хотя невинность, уже познавшая, что такое любовь. Пусть я слепа, но зрение мне заменяет материнская нежность, и я прошу вас наблюдать за моей дочерью.

Разъяренный Дюме, нотариус, решивший во что бы то ни стало найти ключ к этой загадке, г-жа Латурнель в качестве обманутой дуэньи и г-жа Дюме, разделявшая опасения супруга, — все они начали следить за Модестой. Они ни на минуту не оставляли ее одну. Дюме, словно ревнивый испанец, проводил все ночи напролет под ее окнами, закутавшись в плащ; но даже он, этот зоркий вояка, не мог обнаружить ничего подозрительного. За исключением соловьев в парке Вилькена или какого-нибудь сказочного принца Модеста не могла ни в кого влюбиться; она никого не встречала, не имела возможности ни подать, ни принять условного знака. Г-жа Дюме, которая не ложилась спать, не убедившись, что Модеста уже заснула, наблюдала из окон Шале за пролегавшими внизу дорогами столь же внимательно, как и ее муж. И наконец все четыре аргуса, следившие за Модестой, каждое движение которой было ими обсуждено и изучено, убедились, что все их подозрения столь же бессмысленны, сколь не основательно обвинено это безупречное создание в преступных разговорах и встречах, и стали упрекать г-жу Миньон в чрезмерной подозрительности. Г-же Латурнель, которая лично сопровождала Модесту в церковь и приводила ее домой, было поручено сказать матери, что та заблуждается.

— Модеста, — заявила она, — девица весьма восторженная, ее увлекают то стихи какого-нибудь поэта, то проза какого-нибудь романиста. Вы не поверите, какое впечатление произвела на нее эта симфония палача (словечко Бутши, который безвозмездно и в неограниченном количестве снабжал свою благодетельницу остротами) под названием «Последний день приговоренного» [12] «Последний день приговоренного» — повесть крупнейшего французского писателя-романтика Виктора Гюго (1802—1885), в которой он выступил против смертной казни. . Наша Модеста как сумасшедшая восхищалась этим господином Гюго. Не понимаю, откуда только эти люди (для дам, подобных г-же Латурнель, Виктор Гюго, Ламартин, Байрон — «эти люди»), откуда только они берут свои выдумки? Девочка с таким восторгом говорила мне о «Чайльд-Гарольде», что я, конечно, не захотела попасть впросак и сдуру даже прочитала этого самого «Чайльда», чтобы высказать ей в разговоре свое мнение. Не знаю, может быть, виноват переводчик, только меня начало мутить, в глазах зарябило, и я бросила книгу. Ну и сравнения же у него: скалы рушатся как в беспамятстве, война — это лавина. Правда, там описан путешествующий англичанин, значит, можно ждать любых чудачеств, но это уж чересчур. Автор переносит вас в Испанию, сажает на облака, выше самих Альп, даже потоки и звезды у него разговаривают, а сверх того, в книге слишком много дев, просто терпения не хватает, и к тому же после наполеоновских войн достаточно с нас раскаленных ядер, звенящей меди... а они оглушают на каждой странице. Модеста сказала мне, будто весь этот пафос добавил от себя переводчик и что надо прочесть произведение по-английски, но я даже ради Эксюпера не изучила английского языка, а для лорда Байрона и подавно не стану. Разве можно сравнить эти английские романы с нашим Дюкре-Дюменилем [13] Дюкре-Дюмениль , Франсуа-Гийом (1761—1819) — плодовитый французский писатель, автор ряда романов сентиментально-дидактического характера, которые он переделывал в драмы. ! Не буду я, чистокровная нормандка, млеть перед всеми иностранными новинками, особенно английскими.

Несмотря на всю свою скорбь, г-жа Миньон не могла сдержать улыбки, представив себе г-жу Латурнель за чтением «Чайльд-Гарольда». Суровая супруга нотариуса приняла эту улыбку за одобрение своих идей.

— Вот что я вам скажу, дорогая госпожа Миньон, напрасно вы считаете, что Модеста влюблена, просто это ее фантазия, плод беспорядочного чтения. Ей двадцать лет. В этом возрасте девушки бывают влюблены в самих себя, они наряжаются, чтобы любоваться собой. Помню, надену я, бывало, мужскую шляпу на мою бедную покойную сестренку и играю с ней, будто она мой кавалер. Вы провели во Франкфурте счастливую молодость. Но будем справедливы. У Модесты нет никаких развлечений. Конечно, малейшее ее желание немедленно исполняется, но она, бедняжка, постоянно чувствует себя под надзором, и не будь этих книг, которые развлекают ее, вряд ли молодая девушка могла бы вынести такую скуку. Поверьте, Модеста не любит никого, кроме вас. Ваше счастье, что она увлекается только корсарами лорда Байрона, героями Вальтера Скотта и вашими немцами, графами Эгмонтами, Вертерами [14] ...она увлекается... графами Эгмонтами, Вертерами... — Эгмонт — герой одноименной трагедии великого немецкого писателя Иоганна-Вольфганга Гете (1749—1832). Вертер — герой сентиментального романа Гете «Страдания юного Вертера». , Шиллерами и прочими.

— Что вы скажете, сударыня? — почтительно спросил Дюме, испуганный молчанием г-жи Миньон.

— Нет, Модеста не влюблена беспредметно, она любит кого-то! — упрямо ответила мать.

— Сударыня, дело идет о моей жизни, разрешите же мне задать вам один вопрос, не для себя, а ради моей жены, моего полковника и всех нас: кто же обманут — мать или сторожевой пес?

— Ошибаетесь вы, Дюме. Ах, если бы я могла взглянуть на мою дочь! — воскликнула несчастная слепая.