Оноре Бальзак - Модеста Миньон

Юную девушку, одаренную пылким воображением, заключили в башню; узница сгорает от желания проникнуть в парк, который она видит из своего заточения. Каким-то чудом она распиливает решетку темницы, выбирается из окна и, проскользнув сквозь ограду, весело резвится в парке соседа. Вот она, извечная комедия. Так вот эта девушка — моя душа, соседний парк — ваш гений. Разве все это не естественно? И станет ли жаловаться сосед, если его цветы потоптала хорошенькая ножка? Такова мораль для поэта. Но не хочет ли знаменитый резонер мольеровской комедии выслушать рассуждения? Пожалуйста. Мой дорогой Жеронт [60] Жеронт — буржуа, отец Люсинды, действующее лицо комедии Мольера «Лекарь поневоле». , браки обычно заключаются вопреки здравому смыслу. Семья наводит справки о молодом человеке. Если Леандр [61] Леандр — юноша, влюбленный в Люсинду, дочь Жеронта. С помощью своего хитрого и ловкого слуги Сганареля Леандр женится на Люсинде. , приведенный соседкой или встреченный на балу, не вор, если у него нет видимых пороков, если он обладает достаточным состоянием, окончил коллеж или юридический факультет и удовлетворяет, таким образом, обычным требованиям воспитания и при всем том умеет носить фрак, ему разрешают явиться в дом, где есть молодая девушка. А эта последняя с самого утра уже затянулась в корсет, маменька наказывает ей следить за каждым своим словом, не выдавать выражением лица ни своих чувств, ни мыслей и улыбаться жениху застывшей улыбкой балерины, заканчивающей пируэт; ей читают наставления, полные здравого смысла, ей твердят, что неприлично проявлять свой подлинный характер, и советуют не показаться чересчур образованной. Уладив денежную сторону вопроса, родители простодушно предлагают молодым людям поближе узнать друг друга в те редкие минуты, когда их оставляют наедине; они беседуют или прогуливаются по саду, и все это принужденно, натянуто, ибо они уже ощущают свои узы. Мужчина старается в таких случаях не только приукрасить свою внешность, но и скрыть душу; девушка, со своей стороны, делает то же самое. Эта жалкая комедия сопровождается подношением цветов, драгоценностей, выездами в театр и называется «ухаживанием за невестой». Вот против чего я восстаю. Вот почему я предпочитаю длительный союз душ, предшествующий законному союзу. У девушки на протяжении всей ее жизни бывает одно короткое мгновение, когда ей требуется весь ее ум, проницательность и опыт. Она ставит на карту свою свободу, свое счастье. А вы не даете ей ни козырей, ни тузов. Ей остается только одно: гадать о своей судьбе и бесконечно ждать. Я имею право, желание, возможность и разрешение самой устроить свое счастье, я хочу воспользоваться этим правом и поступлю так, как некогда поступила моя мать, когда она, руководясь чувством, вышла замуж за самого преданного и любящего человека на свете, в которого влюбилась за красоту в первый же вечер знакомства. Я знаю, что вы свободны, красивы, что вы поэт. Уверяю вас, я никогда бы не выбрала поверенным своих тайн одного из ваших собратьев по служению музам, будь он женат. Если мою мать прельстила красота, которая, возможно, является гением формы, то почему меня не может привлечь гармония духа и формы? Как могу я лучше узнать вас — путем переписки или же пройдя через неизбежное испытание нескольких месяцев «жениховства»? Вот в чем вопрос, — говорит Гамлет. Но, мой дорогой Кризаль, преимущество моего способа заключается в том, что он нас не компрометирует. Я знаю, что любовь склонна строить иллюзии, а всякая иллюзия со временем рассеивается, Потому-то так часто расходятся влюбленные, которые полагали, что они связаны на всю жизнь. Подлинное испытание состоит в страдании и в счастье. Только изведав в жизни и то и другое, два существа, имевшие возможность проявить при этом свои недостатки и свои достоинства и изучить характер друг друга, дойдут рука об руку до могилы. Но, дорогой мой Аргант [62] Аргант — ограниченный буржуа, действующее лицо комедии Мольера «Плутни Скапена». , кто сказал вам, что у той маленькой пьесы, которую мы с вами разыгрываем, нет завтрашнего дня? Во всяком случае разве наша переписка уже не доставила нам удовольствия?

Жду ваших распоряжений, мой властелин, и остаюсь от всего сердца преданной вам

« Г-же О. д'Ест-М.

Так знайте же, вы просто демон, и я люблю вас! Ведь вы добивались именно этого, странная вы девушка! Или вы просто желаете позабавиться на мой счет и заставить поэта натворить кучу глупостей? Это было бы дурно с вашей стороны. А между тем в ваших последних письмах достаточно лукавства, чтобы внушить это сомнение парижанину. Однако я уже не властен над собой: моя жизнь, мое будущее зависят от вашего ответа. Скажите, способна ли вас тронуть безграничная любовь, отданная вам слепо, в полном неведении тех условий, среди которых вы живете? Словом, разрешаете ли вы мне домогаться вашей руки? Одна мысль о том, понравлюсь я вам или нет, является для меня неиссякаемым источником мук и неуверенности. Если ваш ответ будет благоприятен, я изменю свой образ жизни и скажу «прости» докукам, которые мы, безумцы, называем счастьем. Счастье же, моя дорогая, очаровательная незнакомка, как раз и заключается в том, о чем мечтаете вы: истинная гармония чувств и полное слияние душ, это живое воплощение прекрасного идеала (в той мере, в какой он воплотим в нашей земной юдоли), идеала, озаряющего нашу повседневную жизнь, из-под власти которой мы не можем освободиться, это, наконец, постоянство сердца, несравненно более ценное, чем то, что принято именовать верностью. Разве можно говорить о жертвах, когда дело касается высшего блага — грезы поэтов и юных дев, поэмы, о которой мечтает при вступлении в жизнь каждый человек, одаренный умом, и которую он лелеет в ту пору, когда его мысль только начинает расправлять свои крылья и лишь для того, чтобы видеть, как эта поэма рассеется при первом грубом и пошлом прикосновении, ибо сплошь и рядом тяжелая пята действительности сразу же наступает на этот таинственный росток, и ему редко бывает суждено развиться. Вот почему я не стану пока вам говорить ни о себе, ни о своем прошлом, ни о своем характере, ни о том, что существует в моей жизни привязанность, выражающаяся в чувстве почти материнском с ее стороны и сыновнем — с моей. Испытав эту привязанность, я понял слово «жертва». Но ваш образ уже вытесняет старое чувство, из-за вас я стал весьма забывчивым, чтобы не сказать неблагодарным. Достаточно ли вам этого? О, ответьте мне, скажите хоть слово, и я буду любить вас до гроба, до той минуты, когда навек закроются мои глаза, — так любить, как маркиз де Пескиера любил свою жену, а Ромео — Джульетту, буду любить преданно и верно. Наша жизнь, для меня по крайней мере, будет тем безмятежным блаженством, о котором говорит Данте как об одном из основных начал своего «Рая» — поэмы гораздо более значительной, нежели его «Ад». Как ни странно, но я сомневаюсь не в себе, а в вас, когда, отдаваясь сладким мечтам, охватываю мысленным взором, как это делаете, быть может, и вы, все течение воображаемой и сказочно прекрасной жизни. Да, дорогая, я чувствую в себе силу любить именно так и, ничем не смутив ясности своей души, с неизменной улыбкой на устах, тихо приближаться к могиле об руку с любимой женщиной. Да, я без страха смотрю в глаза будущему, я вижу нас обоих на склоне лет, вижу себя седовласым старцем, как почтенный историк Италии, вижу ваши посеребренные временем кудри, но мы все так же любим друг друга, — пусть весну нашей любви сменила осень жизни. Так знайте же, я не могу больше оставаться только вашим другом. Хоть вы и говорите, будто Кризаль, Оронт [63] Оронт — придворный, возлюбленный Селимены, действующее лицо комедии Мольера «Мизантроп». и Аргант вновь оживают во мне, однако я еще не настолько стар, чтобы пить из кубка, который подносят мне прелестные ручки женщины, окутанной покрывалом, и не испытывать при этом необузданного желания отбросить капюшон домино, сорвать маску и увидеть ее лицо. Или не пишите мне больше, или же дайте мне надежду. Я должен хоть мельком увидеть вас, иначе я прекращаю игру. Ужели мне придется сказать вам «прости»? Разрешите мне подписаться по-прежнему.