Фридрих Шпильгаген - Въ двѣнадцатомъ часу

Бенно надвинулъ на лобъ шляпу и убѣжалъ.

Свенъ вздохнулъ свободно, оставшись одинъ. Оба разговора, и съ Бенно и съ хозяйкой, безъ всякаго повода съ его стороны, обращались только на мистрисъ Дургамъ, и только на нее одну, и доставили ему довольно матеріала для размышленія на остальные часы утра.

По рѣкѣ отправились на пароходѣ и вышли въ городкѣ у подножія горы. Общество было очень многочисленно; собрались почти всѣ, находившіеся вчера въ гостиной у Дургамовъ: американецъ, юная дѣвица съ бѣлокурыми локонами, докторъ Миллеръ и нѣсколько англичанъ, старыхъ и молодыхъ. Прежде шли совѣщанія, ѣхать ли верхомъ по горамъ или карабкаться пѣшкомъ. Но такъ какъ единодушнаго согласія нельзя было достигнуть, то и предоставлено было право каждому выбирать любое. Всѣ англичане предпочли переѣхать горы верхомъ. Къ нимъ примкнула юная госпожа съ бѣлокурыми локонами, вообрази въ что когда одна дама гордо несется по горамъ въ сопровождепіи цѣлой кавалькады мужчинъ, то изъ этого выходить крайне романтическая картина. Для полнаго совершенства недоставало только coкола на ея рукѣ. Эту невинную прихоть никто бы не осудилъ, кромѣ однако адъюнкт-профессора Миллера. Наѣздникомъ никогда не былъ господинъ Миллеръ. Для его нѣжной натуры верховая ѣзда всегда казалась чѣмъ-то грубымъ, пошлымъ, противнымъ, центавроподобнымъ. Верховую ѣзду онъ называлъ «остаткомъ варварства среднихъ вѣковъ». Миллеръ питалъ отвращеніе отъ среднихъ вѣковъ и отъ всякаго воспоминанія, сопряженнаго съ ними, за то, что во всемъ происходившемъ въ средніе вѣка онъ видѣлъ «недостатокъ логичной послѣдовательности». Миллеръ преподавалъ логику и съ головы до ногъ былъ преданъ современности. Но и самая логичная голова не всегда имѣетъ силу предохранять отъ бурныхъ волненій сердца; и вотъ нелогичное сердце Миллера томилось въ оковахъ любви — любви къ той романической особѣ съ бѣлокурыми локонами, которая теперь, слѣдуя варварской идеѣ, примкнула на маленькомъ лошакѣ къ кавалькадѣ длинноногихъ англичанъ. Скрѣпя сердце и съ улыбкой на устахъ Миллеръ отважился влѣзть на коренастую лошадку съ щетинистой гривой и безпокойными глазами, единственную оставшуюся свободною, и то вѣроятно потому, что она, закинувъ уши назадъ и тревожно бѣгая глазами, старалась укусить всякаго, кто приближался къ ней. Вотъ двинулась кавалькада и впереди выѣхала юная особа съ бѣлокурыми локонами, рядомъ съ нею и позади нея длинноногіе сыны Альбіона, которые всѣмъ гуртомъ приходили въ восторгъ отъ хорошенькой дѣвушки и не упускали случая выказывать ей несколько угловатыми, по благонамѣренными признаками любезное вниманіе и наконецъ позади всѣхъ ѣхалъ ненавистникъ среднихъ вѣковъ, на упрямой лошаденкѣ, которая нѣтъ-нѣтъ да и поддастъ ему «козла», какъ въ просторѣчіи называется это крайне непріятное для всадника и причудливое движеніе его коня.

Остальное общество отправилось по образцу пѣшаго хожденія; сначала всѣ вмѣстѣ, гурьбою, а тамъ, чѣмъ круче стало, вилась тропинка по горамъ, и чѣмъ труднѣе было карабкаться по ней, тѣмъ скорѣе все общество разбрелось, раздѣлившись на маленькія групы, изъ которыхъ, кто былъ покрѣпче и потерпеливее, очутился впереди, а кто послабѣе и поспокойнѣе, отсталъ назади. Къ числу первыхъ принадлежали Дургамъ и Бенно, которые вскорѣ скрылись совсѣмъ изъ глазъ остальныхъ спутниковъ; въ числѣ послѣднихъ оказались Свенъ и мистрисъ Дургамъ. Въ первое время Свенъ, надоумленный укорительной проповѣдью Бенно, старался держаться подальше отъ Корнеліи, особенно на пароходѣ, гдѣ не было возможности избѣгнуть стоокихъ наблюденій. И странное обстоятельство! это отчужденіе сегодня было ему легче, чѣмъ можно бы предполагать послѣ неодолимаго впечатлѣнія, какое вчера произвела на него эта красивая женщина. Вчера онъ видѣлъ ее при вечернемъ освѣщеніи и при призрачномъ лунномъ сіяніи. Именно такое освѣщеніе подходило къ гордой, энергичной красотѣ этой женщины, къ ея бледному, хотя и не болѣзненному цвѣту лица. При солнечномъ освѣщеніи украшаются молодыя, свѣженькія, хотя и не совсѣм красивыя лица, румяныя щеки, и даже самыя веснушки ничего не теряютъ, если вознаграждаются плутовскими ямочками на щекахъ. Сегодня Свенъ замѣтилъ, что Корнелія не въ первой уже молодости, что остроумное замѣчаніе Бенно о красотѣ двѣнадцатаго часа, отцвѣтающей черезъ ночь, совершенно къ ней подходило. Конечно, она все же и теперь была прекрасна, и если дневной свѣтъ похищалъ нѣчто отъ могущества ея прелестей, доводящихъ до безумія, зато ея дивный станъ и неотразимая грація движеній безпримѣрно много выигрывали на чистомъ воздухѣ.

Всѣ эти открытія были сдѣланы Свеномъ во время медленнаго восхожденія на гору. Онъ съумѣлъ устроить такъ, что былъ въ числѣ послѣднихъ, для того чтобъ безнаказанно производить свои наблюденія надъ мистрисъ Дургамъ. Она же при началѣ прогулки была въ числѣ передовыхъ, но немного времени прошло, и она присоединилась ко второй групѣ; тутъ оказался чудесный видъ направо за рѣкой, которымъ ей хотѣлось полюбоваться, между тѣмъ какъ ея спутники пошли впередъ, и тогда ей поневолѣ пришлось примкнуть къ третьей и послѣдней групѣ, въ которой совершенно случайно оказался и Свенъ. А такъ какъ они вдвоемъ больше всѣхъ остальныхъ имѣли понятіе о живописныхъ красотахъ природы, то ничего мудренаго не было, что они чаще другихъ останавливались, чтобъ полюбоваться то далекимъ ландшафтомъ, то близкими зубчатыми утесами — и словомъ, они очень скоро отстали отъ другихъ.

— Мы одни остались, замѣтила мистрисъ Дургамъ.

— Ускоримъ немного шаги, такъ и догонимъ другихъ, возразилъ Свенъ.

— Если васъ такъ же мало, какъ и меня, интересуетъ это общество, то останемся при настоящемъ темпѣ.

— Интересуюсь ли я этимъ обществомъ? Нисколько, но думаю, что для васъ совсѣмъ иное... а иначе къ чему бы вы дѣлали себѣ такое принужденіе?

— Это капризъ мистера Дургама. Онъ вообразилъ себѣ теперь, что уединеніе вселяетъ въ меня ипохондрію. Вслѣдствіе этой новой причуды онъ приглашаете всѣхъ, кто только изъявитъ желаніе быть приглашеннымъ Кстати, мнѣ вчера уже хотѣлось васъ спросить, какой счастливый случай привелъ васъ въ нашъ домъ?

— Именно случай, Отвѣчалъ Свенъ: — и случайнѣе этого случая нельзя ничего придумать.

Онъ разсказалъ приключеніе, поводомъ къ которому было легкомысліе Бенно. Не забылъ онъ передать и то впечатлѣніе, которое произвелъ на него ея портретъ.

— Во всю жизнь не видалъ я другой картины, которая такъ глубоко взволновала, бы мою душу.

— Да, сказала Корнелія: — это необыкновенная живопись; мнѣ иногда самой стращно становится предъ нею. Хотѣлось бы мнѣ знать, неужели я когда-нибудь похожа на нее?