Сергей Ковалев - Иуда Next

– Не переживай. В первый раз бывает. А Белка – стерва. Но вообще… она хорошая. Не обижайся на нее, просто… ей тоже плохо, вот она на всех и кидается. Ты выпей, тебе надо сейчас…

Юшка послушно опрокидывает стакан и его передергивает от нового обжигающего потока. В голове неожиданно проясняется. Мысли не просто четкие – они кристально отчетливы. Он не должен был бежать от них. Он может их спасти…

– Слушай, а это у тебя погоняло такое – Юшка? – Яков протягивает ему бутерброд Петра. – Я когда в деревне у бабки был, слышал там это слово. Так там кровь называют. Только с чего у тебя такое козырное погоняло, не пойму?

– Меня так в детстве звали. Уменьшительное от Иоанн.

– Иоанн?

– Меня зовут Иоанн. – Юшка выпрямляется. Ставит на стол стакан. Смотрит в глаза Якову, в глаза двум оставшимся парням. – Меня зовут Иоанн. И я буду говорить к вам от имени Его…

Он болтается в простенке между сидениями, вцепившись в скользкий металлический поручень, с трудом сопротивляясь натиску толпы. Кажется, отдельные люди, заходя в вагон метро, поглощались единым организмом, усиливая собою массу, силу и ненависть этой амебы. Иоанн ненавидит метро, но продолжает ездить в подземке в институт, несмотря на то, что может позволить себе купить машину или ездить на «бомбилах». Год назад они с парнями начали свой бизнес по ремонту автомобилей и дела уверенно шли в гору. Иоанн бездарен во всем, что касалось двигателей, кузовов и прочего «железа», зато его интеллигентная внешность и умение убеждать делает его великолепным менеджером. Даже Петр, с самой первой встречи проникшийся какой-то мутной, чуть ли не классовой ненавистью к «мажору», в конце концов вынужден смириться – Иоанн регулярно приводит в их гараж особо «жирных» клиентов.

Его «пристрастие» к метро знакомые считают блажью, а друзья-подчиненные-ученики – смирением. Ни кто не знает о том, что случилось год назад.

Иоанн тогда еще ездил под землей по необходимости, с трудом снося прикосновение раскаленной вонючей толпы. Он не сразу осознал, когда именно толпа перед ним вдруг перестала быть толпою – от нее отделился один человек. Наверное, чуть старше Иоанна. С длинными, собранными в «конский хвост», волосами и небольшой аккуратной бородкой. С большими грустными глазами, которые Иоанн мельком увидел в черноте окна перед собой – парень стоял к нему спиной… Прижимался к нему спиной… Иоанн задохнулся от неожиданного жара в том месте, к которому он стыдливо прикасался лишь в туалете да в душе. Вагон качало, ягодицы неизвестного парня терлись о живот Иоанна; он покрылся потом. Весь. Когда же вагон качнуло в очередной раз, Иоанн вонзил зубы в ладонь, чтобы не выдать себя криком. На очередной остановке парень вышел из вагона; Иоанн рванулся за ним, прикрывая мокрое пятно на брюках барсеткой, но быстро отстал. Остановившись посреди зала на «Пушкинской», он закрыл лицо руками и разрыдался, не обращая внимания на испуганно шарахающихся в сторону пассажиров. Осознание чудовищности греха, только что сотворенного им, смешивалось безумным коктейлем с испытанным удовольствием; боль же в прокушенной до крови ладони была одновременно и желанным наказанием за грех, и желанным удовольствием. Иоанн понял, что не сможет рассказать о происшедшем даже на исповеди. Он поклялся себе, что больше ни за что не сядет в переполненный вагон, не иначе как самим Сатаной придуманным дабы побуждать ко греху…

Конечно, он не выполнил этой клятвы.

Не все поездки были «удачными» – иногда вагон был не на столько полон, чтобы незаметно прижаться к «объекту»; иногда вокруг словно в насмешку прессовались отвратительно толстые и старые М/Ж.

Он осмелел, и уже не ограничивался «случайными» прикосновениями, за что его несколько раз очень сильно били. Этим случаям он придавал особое значение, принимая боль от побоев и унижение как искупление греха. В такие минуты перед ним отчетливо сиял лик Спасителя: его добрый, всезнающий, всепрощающий взгляд.

Менеджер зала радостно распахивает объятия и скалится в дежурной улыбке. Он знает Иоанна (давно определил его в «робкие дрочеры»), но дорогой прикид клиента и расточительные чаевые заставляют тщательно скрывать презрение к трусу. Иоанн приходит в этот клуб регулярно – два-три раза в неделю, делает вид, что увлечен шоу. Исключительно с эстетической точки зрения, разумеется.

«Расскажите это моей бабушке! – ехидно говорит каждый раз официантам менеджер. – Пиздолюб получает удовольствие от мужского стриптиза?!! Ха-ха!!!»

Иоанн знает, что над ним втихую смеются, презирают… Он и сам себя презирает. Не за то, правда, что скрывает свою ориентацию, а за нее саму. Перечитанные горы книг на эту тему, несколько трусливых разговоров с входящими в моду психоаналитиками «о друге, у которого такая проблема» – все это так и не убедило его в своей нормальности.

Уж и статью соответствующую в УК отменили… Гей-культура льется сквозь телеэкраны и радио-колонки; «голубые» вошли в моду… Только вот Спаситель продолжал смотреть с полочки грустным осуждающим взглядом. Словно Иоанн предал его. И от этого взгляда Иоанну трудно говорить со своими учениками – с Яшкой, Матвеем, Машкой, Петром – повзрослевшей шпаной, его командой, его апостолами. Он называет их «своими апостолами» только иногда, и – мысленно, пугаясь своей непомерной гордыни. На самом деле, конечно же, они – Его апостолы, а Иоанн просто готовит почву для Его возвращения. Об этом он говорит своей команде постоянно. Ему не особо верят, вернее – верят, но по-разному. Яшка, например, верит самозабвенно и искренне, он – любимый ученик Иоанна. Петр, напротив, рычит и плюётся, стоит Иоанну завести разговор о Втором Пришествии, но ведь все равно слушает весть до конца. Остальные колеблются между этими двумя «полюсами»: то зачарованные мастерскими проповедями Иоанна, то отрезвленные язвительными комментариями Петра. Тем не менее, Иоанн чувствует – вместе их держит не только бизнес.

В последнее время, правда, проповеди становятся все более невнятными, да и проповедует Иоанн все реже. Он давно сомневается, что имеет право говорить от имени Его, будучи таким грешником. Ежедневно он раскаивается и обещает себе, что завтра же пойдет на исповедь и смиренно примет любую епитимию. Но на следующий день вновь садится в вагоне метро, прижимается к очередной юношеской спине, а вечером идет в клуб… Парадоксально, но при том он продолжает ждать знака, некоего события, которое подтвердит его избранность и право готовить этот мир к приходу Спасителя.

Этого человека он замечает сразу. Бросаются в глаза длинные светлые волосы: не собранные в хвост, а бесстрашно рассыпаные по плечам. Но еще раньше Иоанн видит сияющий крест – во всю спину незнакомца. Он, потрясенный, застывает на пороге и лишь прикосновение менеджера зала возвращает его к реальности. Первый шок проходит: он осознает, что сияющий крест – всего лишь прихотливо преломленный оконным переплетом луч вечернего солнца. Но это уже совершенно не важно – Иоанн понимает, что получил, наконец, Знак.