Владимир Набоков - Смех в темноте [Laughter In The Dark]

Она выскочила на улицу, выглядывая таксомотор, но солнечная улица была пуста. Дошла до площади — и, как всегда, возвращаясь от Рекса, подумала: «А не взять ли направо, потом через сквер, потом опять направо?»

Там была улица, где она в детстве жила.

(Прошлое было надежно упаковано. Отчего, в самом деле, не взглянуть?)

Улица не изменилась. Вот булочная на углу, вот мясная — с золотой бычьей головой на вывеске и привязанным к решетке бульдогом майорской вдовы из пятнадцатого номера. А вот магазин канцелярских товаров превратился в парикмахерскую. Та же старушка продает газеты в киоске. А вот пивная, в которую любил захаживать Отто. А вот наискосок — дом, где она родилась: судя по строительным лесам, его ремонтировали. Подойти ближе ей не захотелось.

Она повернулась и пошла назад, и тут ее окликнул знакомый голос.

Каспар, братнин товарищ. Он вел за седло велосипед с фиолетовой рамой и с корзиной перед рулем.

— Здравствуй, Марго, — сказал он, чуть смущенно улыбаясь, и пошел с ней рядом вдоль панели.

В последний раз, когда она видела его, он был очень неприветлив. Это была группа, организация, почти шайка. Теперь же, один, он был просто старый знакомый.

— Ну, как дела, Марго?

— Прекрасно, — сказала она и засмеялась. — А у тебя как?

— Ничего, живем. А знаешь, ведь твои съехали. Они теперь живут в Северном Берлине. Ты бы как-нибудь их навестила, Марго. Твой отец долго не протянет.

— А где мой милый братец? — спросила она.

— Ох, он уехал. В Билефельде, кажется, работает.

— Ты сам знаешь, — сказала она, нахмурившись, опустив глаза, разглядывая собственные ноги, вышагивающие по краю панели, — как меня дома любили. И разве они потом старались узнать, что со мной, где я, не погибла ли я?

Каспар кашлянул и сказал:

— Но это, как-никак, твоя семья, Марго. Ведь твою мать выжили отсюда, и на новом месте ей не сладко.

— А что обо мне тут говорят? — спросила она, глядя на него.

— Ах, ерунду всякую. Судачат. Это понятно. Я же всегда считаю, что женщина вправе распоряжаться своей жизнью. Ты как — с твоим другом ладишь?

— Ничего, лажу. Он скоро на мне женится.

— Это хорошо, — сказал Каспар. — Я очень рад за тебя. Только жаль, что нельзя с тобой повозиться, как раньше. Это очень, знаешь, жалко.

— А у тебя есть подружка? — спросила она улыбаясь.

— Нет, сейчас никого. Трудно все-таки жить иногда, Марго. Я теперь служу в кондитерской. Я бы хотел иметь свою собственную кондитерскую, — но когда это еще будет.

— Да, жизнь — штука сложная, — задумчиво произнесла Марго и немного погодя подозвала таксомотор.

— Может быть, мы как-нибудь… — начал Каспар; но нет — никогда больше не будут они вместе купаться в озере.

«Погибнет девочка, — подумал он, глядя, как она садится в автомобиль. — Ей бы выйти за простого человека. Я б на ней, правда, не женился — вертушка, ни минуты покоя…»

Он вскочил на велосипед и до следующего угла быстро ехал за автомобилем. Марго ему помахала рукой, он плавно повернул и стал удаляться по боковой улице.

Шоссейные дороги, обсаженные яблонями, шоссейные дороги, обсаженные сливами, гладко подливали под передние шины, — и не было им конца. Погода была великолепная. К вечеру стальные соты радиатора бывали битком набиты мертвыми пчелами, стрекозами и жуками. Рекс действительно правил превосходно: лениво полулежа на очень низком сиденье, он мечтательно и ласково орудовал рулем. Сзади, в окошечке, висела плюшевая обезьянка и глядела на убегающий вспять север.

Во Франции пошли вдоль дороги тополя, в гостиницах горничные не понимали Марго, и это ее раздражало. Весну было решено провести на Ривьере, а затем перебраться на итальянские озера. На последней до побережья остановке они очутились в городке Ружинар.

Приехали туда на закате. Над окрестными горами, на фоне бледно-зеленого неба линяли лохматые апельсиновые тучи, кофейни исподлобья сверкали огнями, платаны бульвара были уже по-ночному сумрачны.

Марго, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой. Со дня отъезда, то есть почти уже три недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках, где всегда была та же самая старинная церковь и та же самая старинная площадь), она ни разу не побывала наедине с Рексом. Поэтому, когда они въехали в Ружинар и Альбинус стал восхищаться силуэтами пурпурно-закатных гор, Марго произнесла сквозь зубы: «Восторгайся, восторгайся», — едва сдерживая слезы. Они подъехали к большой гостинице, и Альбинус пошел справиться насчет комнат.

— С ума сойду, если так будет продолжаться, — сказала Марго, не глядя на Рекса.

— Всыпь ему снотворного, — предложил Рекс. — Я достану в аптеке.

— Пробовала, — ответила Марго. — Не действует.

Альбинус вернулся к ним, с виду несколько озабоченный.

— Все полно, — сказал он. — Это очень досадно. Извини, моя маленькая.

Они подъехали к трем гостиницам, и нигде комнат не оказалось. Марго категорически отказалась ехать в другой город, так как от поворотов по петлистой дороге, утверждала она, у нее кружится голова. Она была в столь скверном настроении, что Альбинус боялся на нее смотреть. Наконец в пятой гостинице им предложили войти в лифт — подняться и посмотреть единственную пару комнат, оказавшихся свободными. Смуглый мальчишка, поднимавший их, стоял к ним в профиль.

— Смотрите, что за красота, какие ресницы, — сказал Рекс, слегка подтолкнув Альбинуса.

— Перестаньте паясничать! — вдруг воскликнула Марго.

Номер с двухспальной кроватью был вовсе не плохой, но Марго стала мелко стучать каблуком об пол, тихо и неприятно повторяя:

— Я здесь не останусь, я здесь не останусь.

— Но позволь, это превосходная комната, — сказал Альбинус увещевающе.

Мальчик открыл внутреннюю дверь — там оказалась ванная, вошел в нее, открыл другую дверь — вот те на: вторая спальня!

Рекс и Марго вдруг переглянулись.

— Я не знаю, Рекс, насколько вам это удобно — общая ванная, — проговорил Альбинус. — Ведь Марго купается, как утка.

— Ничего, ничего, — засмеялся Рекс. — Я как-нибудь сбоку припека.

— Может быть, у вас все же найдется другой одноместный номер? — обратился Альбинус к мальчику, но тут поспешно вмешалась Марго.

— Глупости, — сказала она. — И так сойдет. Надоело бродить.

Она подошла к окну, пока вносили чемоданы. На сливово-синем небе горела одна-единственная яркая звезда, черные купы деревьев застыли, стрекотали кузнечики… Но она ничего не видела и не слышала.

Альбинус стал выкладывать умывальные принадлежности.

— Я первая войду в ванную, — сказала она, торопливо раздеваясь.

— Ладно, — ответил он добродушно. — Я тут сперва побреюсь. Только торопись, надо идти ужинать.