Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион

Господина Менара выслали из страны, и он вне себя от возмущения отправился на родину. До границы его сопровождал сержант полиции Факс, и француз торжественно обещал, что он никогда — никогда не вернется в эту страну, где полицейские чины — самые крупные грабители.

По той или иной причине, но в номере 241, который занимал господин Менар в отеле «Бристоль», обыска не произвели. Швейцар вынес отсюда еще один слиток золота, который, видимо, был забыт постояльцем. Горничная нашла его в ночном горшке, где золота не было видно в оставленной французом жидкости.

Три других золотых слитка, спрятанные за деревянной обшивкой стен, так никогда и не были обнаружены властями; друзьям господина Менара пришлось потратить немало усилий и долго ждать, пока им удалось, наконец, поселиться в номере 241, извлечь и поместить в надежное место остатки сокровища.

В середине августа каникулы кончаются, и все школы в стране снова начинают свою формирующую характеры людей деятельность.

Директор Тимиан возвратился в школу, ничуть не изменившись после летних каникул, проведенных в безделье; новый учебный год он начал речью, в которой напомнил ученикам о законах чести и требованиях долга, — они должны как бы незримо быть начертаны на школьном знамени; он говорил о задаче школы воспитывать людей и формировать их сознание, об усердии и тщательной подготовке к урокам, что является одновременно и целью учения и доставляет само по себе радость, а также о необходимости соблюдать дисциплину и спокойствие. Что же касается шума и беспорядков, то они ни в коем случае недопустимы, поэтому каждая попытка нарушить порядок повлечет за собой примерное наказание.

После этого ученики пропели: «Сей благостный день мы с радостью зрим…»

Американское посольство проявило свою благосклонность, прислав школе бесплатный учебный материал, в котором трактовалось о щедром подарке Маршалла, об Атлантическом пакте и о безбожии в Советском Союзе. А из военного министерства в школу поступили иллюстрированные брошюры с призывом к учащимся вступать в юном возрасте в армию, флот или военную авиацию; им будут предоставлены льготы при сдаче экзаменов на аттестат зрелости, поездки в США и затем быстрое продвижение по службе до чина генерала или адмирала. Вот как новые идеи и методы преподавания нашли себе путь в старую, богатую традициями школу, и европейский консерватизм плодотворно сочетался с современным американским образом жизни.

Свежими и отдохнувшими явились ученики в школу, чтобы выслушать речь директора, заполнить анкеты и поступить так, как от них требовало государство. С новыми силами и сознанием своей ответственности учителя снова, после шестинедельного перерыва, приступили к формированию характеров. Не мог явиться на занятия только лектор Карелиус, поскольку его пребывание в тюрьме было продлено особым распоряжением. Временно его заменил один учитель, который должен был, пока не будет назначен постоянный лектор, преподавать ученикам родной язык, историю и науку о самой лучшей из всех форм общества.

После восьминедельного пребывания в тихой камере Южной тюрьмы лектора Карелиуса неожиданно перевели в здание «Ярда», где его порядка ради снова вызвали на допрос, чтобы иметь возможность составить еще один протокол. Лектор был твердо убежден, что он никогда больше не увидит своей камеры, которая в течение восьми недель была для него домом, и что ему предстоит проделать лишь кое-какие формальности, тогда он сможет вернуться в свою семью, в школу и добиться восстановления своих прав после учиненной над ним несправедливости. Что это так и будет, он не сомневался. Ведь даже в самой лучшей из всех демократий могут обнаружиться заблуждения и недостатки, но хорошая демократия всегда стремится признать и исправить свои ошибки, а недостатки изжить.

Покидая свою камеру, Карелиус не без грусти посмотрел еще раз на выкрашенные светлозеленой масляной краской стены, на умывальник, полочку, деревянную скамейку, прибитый к полу стол, четырехгранный горшок и плевательницу. Весь этот тюремный инвентарь в какой-то мере даже стал ему дорог, потому что лектор был человек привычки и привязывался к вещам, а за восемь недель однообразной, размеренной жизни у него выработались соответствующие навыки. В то же время Карелиус думал о жене, которую он сейчас увидит, с которой сможет поговорить без всяких загородок, будильников и наблюдателя-полицейского; он думал и о двух своих детях, которые, возможно, выросли, но все же мало изменились. Ему следовало бы, пожалуй, сделать им небольшие подарки, хотя они, конечно, не могут предположить, что он купит в тюрьме какие-нибудь сувениры. Несмотря на то, что сейчас в лесу нет анемонов, он решил поехать туда с детьми в самые ближайшие дни, чтобы выполнить, наконец, свое давнишнее обещание. На глазах у Карелиуса показались слезы, очки запотели, и он почувствовал странную колющую боль в сердце, бурно забившемся от переполнившей его радости.

— А ну-ка, поторапливайтесь! — крикнул тюремный служитель. — Чего еще ждете?

«Сейчас иду!» — хотел сказать Карелиус, но не мог выговорить ни слова.

В зеленом полицейском фургоне с маленькими неудобными и темными клетушками Карелиуса доставили в «Ярд», провели по лабиринту и поместили в одной из каморок, в так называемом «шкафу». Он просидел здесь очень долго, и, по мере того как время шло, он испытывал все большее волнение; временами он, казалось, готов был впасть в панику. Проведя в «шкафу» свыше трех часов, лектор решил, что о нем просто забыли и пройдет еще много времени, пока случайно его не найдут. Наверное, предполагается, что он уже выпущен на свободу и вернулся к себе домой на улицу Цитадели, а он сидит в «шкафу», забытый всеми! Его охватил ужас, и он постучал в дверь. Однако никто не явился ему на помощь. Он постучал сильнее: быть может, время работы в «Ярде» окончилось и все уже отправились домой! Под конец он уже стал просто колотить в дверь и кричать во весь голос:

— Алло! Алло!

Но вот послышались шаги, дверь отпер полицейский. Он вытащил дубинку и заорал:

— Какого черта вы здесь вытворяете? Вы что, взбесились? Хотите разломать дверь? Или хотите, чтобы вас как следует огрели?

— Извините, а меня не забыли? — спросил лектор Карелиус. — Я сижу здесь уже несколько часов. Вряд ли это было сделано с умыслом!

— Без шуток! — отрезал полицейский.

— Уверяю вас, что я вовсе не собираюсь шутить, — заявил лектор. — Но, вероятно, все-таки произошло какое-то недоразумение, раз меня все еще держат здесь. Не могли бы вы оказать мне любезность и узнать, как обстоит со мной дело?