Фредерик Стендаль - Арманс

Отлично понимая, что его присутствие неприятно мачехе, шевалье видел в этом лишнее основание, чтобы все время быть при ней. Он рассчитывал произвести впечатление на Арманс блеском славы своих прадедов, так как заметил, что девушка дружна с виконтом де Маливером, и хотел отбить ее у Октава. Эти исподволь подготовленные планы обнаружились только тогда, когда он начал приводить их в исполнение.

Не менее популярный среди молодежи, чем среди людей зрелого возраста, шевалье де Бонниве перед отъездом из Андильи ловкими ходами сумел возбудить в Октаве ревность. Когда Арманс уехала, он даже стал подозревать, что этот молодой человек, всегда подчеркивавший свою преданность и безграничное уважение к Арманс, и есть тот таинственный супруг, которого прочил ей старинный друг ее матери.

Расставаясь, Арманс и ее кузен в равной степени терзались ревнивыми мыслями. Арманс думала о том, что оставляет Октава в обществе г-жи д'Омаль, но не считала возможным для себя переписываться с ним.

Во время этой томительной разлуки Октав мог написать г-же де Бонниве не более двух-трех писем; они были очень изящны и необычны по тону. Человек со стороны, прочитав их, подумал бы, что Октав безумно влюблен в г-жу де Бонниве, но не смеет ей в этом признаться.

В течение месяца, проведенного вдали от Октава, когда здравый смысл м-ль Зоиловой уже не затемнялся сознанием того, что ей посчастливилось жить под одной кровлей и трижды в день встречаться со своим другом, она много и горько размышляла. Она не могла скрыть от себя, что, хотя ее поведение и было безупречно, но глаза, когда она смотрела на Октава, целиком ее выдавали.

Немало слез пролила Арманс из-за болтовни горничных г-жи де Бонниве, случайно услышанной ею во время путешествия. Эти женщины, как все, кто окружает богатых людей, всюду видели одну только погоню за деньгами и лишь ею объясняли притворную, по их мнению, любовь Арманс. «Она хочет стать виконтессой де Маливер. Что же, чем плохая партия для бедной и незнатной дворяночки?»

Арманс была потрясена тем, что ее могли так оклеветать. Она решила: «Я навеки опозорена. Все догадались о моей любви к Октаву, и это еще не самый большой грех, в котором меня обвиняют: я живу под одной кровлей с ним, а брак между нами невозможен...» Эта мысль наперекор всем доводам рассудка отравляла существование Арманс.

Бывали минуты, когда ей казалось, что она даже разлюбила Октава. «Я бесприданница, — думала она, — мне нельзя выйти за него замуж, и потому нужно пореже с ним встречаться. Если он меня забудет — а это вполне возможно — я уйду в монастырь: лучшего, более надежного пристанища для остатка моих дней мне не найти. Я буду следить за успехами Октава, думать о нем. Сколько мы знаем случаев, когда женщины моего круга заканчивали свою жизнь так, как ее закончу я!»

Предчувствие не обмануло Арманс.

Страшное для молодой девушки сознание, что у обитателей дома — того дома, где жил Октав! — есть какая-то видимость права дурно судить о ней, погрузило ее в беспросветное уныние. Стоило ей отвлечься от мысли о своем малодушии (ибо Арманс считала, что вела себя в Андильи малодушно), как перед ней всплывал образ г-жи д'Омаль, обаяние которой она невольно преувеличивала. Постоянные разговоры шевалье де Бонниве привели к тому, что кара, которую налагает свет на тех, кто не подчиняется условностям, начала представляться ей куда более суровой, чем она бывает в действительности. К концу пребывания в старинном замке Бонниве Арманс плакала ночи напролет. Г-жа де Бонниве заметила ее печаль и не преминула выразить ей свое неудовольствие.

Арманс отнеслась совершенно равнодушно к немаловажному событию, которое произошло как раз в ту пору. Во время политических беспорядков в России [83] Политические беспорядки в России — декабрьское восстание 1825 года. покончили с собой ее трое дядюшек, совсем еще молодые люди, офицеры русской армии. Их смерть держали в тайне, но все же через несколько месяцев письма, не попавшие в руки полиции, дошли до м-ль Зоиловой. Она унаследовала значительное состояние и, таким образом, стала недурной партией для Октава.

Это событие никак не улучшило расположение духа г-жи де Бонниве, которая уже не могла обойтись без Арманс. Бедной девушке пришлось выслушать очень жестокие слова о том, что всем гостиным она предпочитает гостиную г-жи де Маливер. Великосветские дамы не более злы, чем просто богатые женщины, но люди, которые постоянно общаются с ними, становятся особенно самолюбивыми и поэтому глубоко чувствуют обидные упреки.

Арманс уже считала, что ее несчастья достигли предела, но вот однажды утром шевалье де Бонниве сообщил ей тем безразличным тоном, каким говорят о вещах всем известных, что Октав снова болен, что рана на его руке открылась и грозит осложнениями. С тех пор, как Арманс уехала, Октав, который знал теперь, что такое настоящее счастье, стал скучать в обществе. На охоте он вел себя неосторожно, и это привело к печальным последствиям. Ему взбрело в голову стрелять левой рукой из маленького, очень легкого ружья; успех только подстегнул его.

Как-то, гоняясь за раненой куропаткой, он перемахнул через овраг и ударился рукой о дерево. У него возобновилась лихорадка. Во время болезни и потом, когда он медленно выздоравливал, искусственное, если так можно выразиться, счастье, которым он наслаждался в присутствии Арманс, стало казаться ему не более реальным, чем сон.

Мадмуазель Зоилова вернулась в Париж, и на следующий день влюбленные встретились в замке Андильи. Оба были грустны, и грусть эта была вызвана причиной самого опасного свойства: взаимным недоверием. Арманс не знала, какого тона ей держаться с кузеном, и в первый день они почти не разговаривали.

Пока г-жа де Бонниве в Пуату тешилась возведением готических башен и сознанием, что она возрождает двенадцатый век, г-жа д'Омаль предприняла решительные шаги, которые увенчались полным успехом: давняя честолюбивая мечта маркиза де Бонниве исполнилась. Г-жа д'Омаль стала героиней дня в Андильи. Чтобы укрепить дружбу со столь полезной приятельницей, г-жа де Бонниве уговорила ее на время своего отсутствия занять небольшие апартаменты в верхнем этаже замка, почти рядом с комнатой Октава. Графиня нередко заводила при всех речь о том, что она является до некоторой степени виновницей раны Октава и его теперешнего недомогания. Вспоминать о поединке, стоившем жизни маркизу де Креврошу, было в высшей степени бестактно, но г-жа д'Омаль не могла удержаться от этих намеков: светские обыкновения имеют не больше отношения к душевной тонкости, чем наука к духовной жизни человека. Только внешние впечатления задевали эту поверхностную и далеко не романтическую натуру. Не успела Арманс провести несколько часов в Андильи, как ее уже больно поразило то обстоятельство, что женщина, обычно столь легкомысленная, упорно возвращается к одной и той же теме.