Фредерик Стендаль - Федер

— У Делангля, — сказал он ей с улыбкой, отражавшей всю его страсть, — появились подозрения, разумеется, ни на чем не основанные: он думает, что мы влюблены друг в друга. Когда мы свернули на эту тропинку, а все остальные направились к озеру, Делангль остался в стороне. Держу пари, что он будет пытаться нас подслушать. Но у меня хорошее зрение. В тот момент, когда я молча выну часы, это будет значить, что я увидел, как наш друг укрылся за каким-нибудь густым кустом, чтобы послушать, о чем мы беседуем друг с другом, когда остаемся одни. Итак, прекрасная Валентина, — продолжал Федер, — мы должны говорить о таких вещах, которые сразу докажут ему, что я не влюблен в вас.

Можно себе представить, каким тоном была произнесена эта фраза. После искреннего признания, о котором мы уже говорили выше и которое имело место во время второго сеанса, посвященного портрету, ни одно слово о любви не появлялось в беседах Федера и Валентины. А между тем они виделись почти ежедневно, и минута свидания служила для Федера источником надежд или воспоминаний в течение всех остальных часов дня. При первом же слове, с которым он обратился к Валентине в Сен-Грасьенском саду, она густо покраснела. Вскоре маленькая веточка акации, сорванная Федером, выпала из рук молодой женщины. Федер нагнулся, как бы для того, чтобы ее поднять, и, выпрямляясь, вынул часы: он ясно различил Делангля, спрятавшегося за кустом акации.

— Почему бы вам не отделать одну из гостиных вашего дома в Бордо, ту, что выходит в сад, совершенно так, как отделана восхитительная гостиная дома, где мы только что с вами были? Это верх совершенства, и я уверен, что нам разрешат снять ее план. Господин Буассо сможет воспользоваться услугами того самого архитектора, который работает сейчас над чертежами вашего будущего дома на берегу Дордони, рядом со знаменитым садом, и т. д.

Выражение лица Валентины во время этого благоразумного разговора стоило того, чтобы его зарисовать. Она пыталась улыбаться, потом вдруг принималась упрекать себя за то, что обманывает брата. Не преступление ли обманывать человека, который питает привязанность только к ней одной? Как видно, ее обычное обращение с Федером было преступно, если ей приходится прибегать к притворству, чтобы скрыть его от брата... А ведь ради нее брат отдал бы жизнь, даже больше того — состояние. С другой стороны, самая необычность этого притворства навела Валентину на мысль, что, быть может, дальнейшая судьба ее ежедневных встреч с Федером находится под угрозой. «Пожалуй, то, что заставляет меня делать Федер, не так невинно, как кажется, — подумала она. — Я вижу это по своему волнению. Быть может, мне не следовало его слушаться. Как бы поосторожнее спросить об этом моего духовника?»

Как видите, во время этого разговора, который для парижанки явился бы только развлечением, сколько трагических опасений боролось в уме юной провинциалки. Она была слишком умна, чтобы сказать что-нибудь, могущее ее скомпрометировать, но волнение ее голоса было настолько очевидно, что опыт сошел далеко не так удачно, как на то надеялся Федер. Безусловно, все сказанные ею слова были чрезвычайно благоразумны, но какой дрожащий и полный страсти голос произнес их! После нескольких минут такого диалога Федер вынул свой платок и тотчас уронил его. Валентина вскричала:

— Наши спутники поехали кататься по озеру, давайте поедем и мы!

Придя на пристань, Федер и Валентина не застали лодок: они уплыли далеко, и их не было видно. Стена дома укрывала молодых людей от взглядов публики, гулявшей в парке. Федер взглянул на Валентину. Он хотел побранить ее: она плохо справилась со своей ролью. Она смотрела на него глазами, полными слез. Он чуть не сказал ей одну вещь, одно слово, которое никогда не должно было срываться с его уст. Он смотрел на нее молча. Но в тот момент, когда ему удалось одержать над собой столь трудную победу и не высказать своих чувств, случилось так, что, ни о чем не думая, почти бессознательно, он вдруг прикоснулся губами к шее Валентины.

Она едва не упала в обморок. Потом быстро протянула вперед руки. На лице ее выразилось живейшее неудовольствие, почти ужас. Она отвернулась.

— Если появится Делангль, я скажу, что вы едва не упали в озеро.

Федер сделал два шага, вошел в воду и до колен замочил свои белые брюки. Это странное зрелище несколько отвлекло внимание Валентины от того, что ему предшествовало, и, к счастью, лицо ее выражало лишь самое обычное смущение, когда Делангль, весь запыхавшись, прибежал с криком:

— Я тоже хочу ехать на лодке!

Это приключение внушило нашему герою сильную тревогу; подозрения Делангля далеко не утихли, а он был не таким человеком, чтобы забыть или оставить без внимания мысль, если уж она засела у него в голове. Беспокойство, которое внушало это подозрение молодому художнику, заставило его серьезно задуматься. Он был вынужден сознаться самому себе, что если он расстанется с Валентиной, забыть ее, как забывают на третий день какое-нибудь курортное знакомство, было бы для него не так легко. Делангль мог навсегда закрыть перед ним двери дома Буассо; при этой мысли Федер задрожал. Затем он рассердился на себя за то, что взволновался так сильно. Да, он действительно боялся Делангля и стыдился этого страха. Как-то инстинктивно он стал искать дружбы Буассо. Один из главных сборщиков податей, умевший как нельзя лучше выставлять напоказ свое богатство, выехал из красивого загородного дома, который он снимал в Вирофле. Федер крикнул г-ну Буассо:

— Берите без колебаний этот дом: лошади тех людей, с которыми вам надо подружиться, чтобы занять здесь видное положение, уже привыкли к дороге в Вирофле. Вы будете давать там обеды, и лошади вместе с седоками пойдут к вам так же, как шли раньше к главному сборщику податей Бурдуа, преемником которого вы станете.

Не ответив ни слова, чтобы не выказать благодарности, что могло бы повлечь за собой известные обязательства, Буассо воспользовался советом. Он дал в Вирофле немалое количество обедов. Однажды, садясь за стол, Буассо со сладострастным восторгом сделал подсчет, показавший, что, хотя приглашенных на этот обед было всего лишь одиннадцать человек, все они, вместе взятые, обладали суммой в двадцать шесть миллионов, причем среди приглашенных был один пэр Франции, один главный сборщик податей и два депутата. Федеру, выступившему советчиком в этом деле, было даже полезно то обстоятельство, что его имущество в общей сумме всех этих состояний равнялось нулю; больше того, он являлся единственным представителем этой нулевой категории. Один из обедавших, который участвовал в вышеприведенной сумме цифрой в полтора миллиона, в это самое утро купил прекрасную библиотеку; все книги ее были в переплетах с золотым обрезом. Этот господин по имени Бидер был не из тех, кто стал бы молчать о своем приобретении. С самого утра он старался выучить наизусть имена наиболее известных писателей, чьи сочинения имелись в его библиотеке. Он перечислил их, начав с Дидро и барона Гольбаха, причем последнее имя он произнес: Гольбаш .