Федор Достоевский - ИДИОТ

- Право, мамаша, - уверял он еще наверху Нину Александровну, - право, лучше пусть выпьет. Вот уже три дня как не прикасался; тоска, стало быть. Право, лучше; я ему и в долговое носил…

Генерал растворил дверь наотлет и стал на пороге, как бы дрожа от негодования.

- Милостивый государь! - закричал он громовым голосом Птицыну: - если вы действительно решились пожертвовать молокососу и атеисту почтенным стариком, отцом вашим, то-есть по крайней мере отцом жены вашей, заслуженным у государя своего, то нога моя, с сего же часу, перестанет быть в доме вашем. Избирайте, сударь, избирайте немедленно: или я, или этот… винт! Да, винт! Я сказал нечаянно, но это - винт! Потому что он винтом сверлит мою душу, и безо всякого уважения… винтом!

- Не штопор ли? - вставил Ипполит.

- Нет, не штопор, ибо я пред тобой генерал, а не бутылка. Я знаки имею, знаки отличия… а ты шиш имеешь. Или он, или я! Решайте, сударь, сейчас же, сей же час! - крикнул он опять в исступлении Птицыну. Тут Коля подставил ему стул, и он опустился на него почти в изнеможении.

- Право бы, вам лучше… заснуть, - пробормотал было ошеломленный Птицын.

- Он же еще и угрожает! - проговорил сестре вполголоса Ганя.

- Заснуть! - крикнул генерал: - я не пьян, милостивый государь, и вы меня оскорбляете. Я вижу, - продолжал он, вставая опять, - я вижу, что здесь все против меня, все и все, Довольно! Я ухожу… Но знайте, милостивый государь, знайте…

Ему не дали договорить и усадили опять; стали упрашивать успокоиться. Ганя в ярости ушел в угол. Нина Александровна трепетала и плакала.

- Да что я сделал ему? На что он жалуется? - вскричал Ипполит, скаля зубы.

- А разве не сделали? заметила вдруг Нина Александровна; - уж вам-то особенно стыдно и… бесчеловечно старика мучить… да еще на вашем месте.

- Во-первых, какое такое мое место, сударыня! Я вас очень уважаю, вас именно, лично, но…

- Это винт! - кричал генерал: - он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил! Знай, молокосос, что еще ты не родился, а я уже был осыпан почестями; а ты только завистливый червь, перерванный надвое, с кашлем… и умирающий от злобы и от неверия… И зачем тебя Гаврила перевел сюда? Все на меня, от чужих до родного сына!

- Да полноте, трагедию завел! - крикнул Ганя: - не срамили бы нас по всему городу, так лучше бы было!

- Как, я срамлю тебя, молокосос! Тебя? Я честь только сделать могу тебе, а не обесчестить тебя!

Он вскочил, и его уже не могли сдержать; но и Гаврила Ардалионович, видимо, прорвался.

- Туда же о чести! - крикнул он злобно.

- Что ты сказал? - загремел генерал, бледнея и шагнув к нему шаг.

- А то, что мне стоит только рот открыть, чтобы… - завопил вдруг Ганя и не договорил. Оба стояли друг пред другом, не в меру потрясенные, особенно Ганя.

- Ганя, что ты? - крикнула Нина Александровна, бросаясь останавливать сына.

- Экой вздор со всех сторон! - отрезала в негодовании Варя: - полноте, мамаша, - схватила она ее.

- Только для матери и щажу, - трагически произнес Ганя.

- Говори! - ревел генерал в совершенном исступлении: - говори, под страхом отцовского проклятия… говори!

- Ну вот, так я испугался вашего проклятия! И кто в том виноват, что вы восьмой день как помешанный? Восьмой день, видите, я по числам знаю… Смотрите, не доведите меня до черты; все скажу… Вы зачем к Епанчиным вчера потащились? Еще стариком называется, седые волосы, отец семейства! Хорош!

- Молчи, Ганька! - закричал Коля: - молчи, дурак!

- Да чем я-то, я-то чем его оскорбил? - настаивал Ипполит, но все как-будто тем же насмешливым тоном. - Зачем он меня винтом называет, вы слышали? Сам ко мне пристал; пришел сейчас и заговорил о каком-то капитане Еропегове. Я вовсе не желаю вашей компании, генерал; избегал и прежде, сами знаете. Что мне за дело до капитана Еропегова, согласитесь сами? Я не для капитана Еропегова сюда переехал. Я только выразил ему вслух мое мнение, что, может, этого капитана Еропегова совсем никогда не существовало. Он и поднял дым коромыслом.

- Без сомнения, не существовало! - отрезал Ганя.

Но генерал стоял как ошеломленный и только бессмысленно озирался кругом. Слова сына поразили его своею чрезвычайною откровенностью. В первое мгновение он не мог даже и слов найти. И наконец только, когда Ипполит расхохотался на ответ Гани и прокричал: "Ну, вот, слышали, собственный ваш сын тоже говорит, что никакого капитана Еропегова не было", - старик проболтал, совсем сбившись:

- Капитона Еропегова, а не капитана… Капитона… подполковник в отставке, Еропегов… Капитон.

- Да и Капитона не было! - совсем уж разозлился Ганя.

- По… почему не было? - пробормотал генерал, и краска бросилась ему в лицо.

- Да полноте! - унимали Птицын и Варя.

- Молчи, Ганька! - крикнул опять Коля.

Но заступничество как бы опамятовало и генерала.

- Как не было? Почему не существовало? - грозно вскинулся он на сына.

- Так, потому что не было. Не было да и только, да совсем и не может быть! Вот вам. Отстаньте, говорю вам.

- И это сын… это мой родной сын, которого я… о боже! Еропегова, Ерошки Еропегова не было!

- Ну, вот, то Ерошки, то Капитошки! - ввернул Ипполит.

- Капитошки, сударь, Капитошки, а не Ерошки! Капитон, Капитан Алексеевич, то бишь, Капитон… подполковник… в отставке… женился на Марье… на Марье Петровне Су… Су… друг и товарищ… Сутуговой… с самого даже юнкерства. Я за него пролил… я заслонил… убит. Капитошки Еропегова не было! Не существовало!

Генерал кричал в азарте, но так, что можно было подумать, что дело шло об одном, а крик шел о другом. Правда, в другое время он, конечно, вынес бы что-нибудь и гораздо пообиднее известия о совершенном небытии Капитона Еропегова, покричал бы, затеял бы историю, вышел бы из себя, но все-таки в конце концов удалился бы к себе на верх спать. Но теперь, по чрезвычайной странности сердца человеческого, случилось так, что именно подобная обида, как сомнение в Еропегове, и должна была переполнить чашу. Старик побагровел, поднял руки и прокричал:

- Довольно! Проклятие мое… прочь из этого дома! Николай, неси мой сак, иду… прочь!

Он вышел, торопясь и в чрезвычайном гневе. За ним бросились Нина Александровна, Коля и Птицын.

- Ну что ты наделал теперь! - сказала Варя брату: - он опять, пожалуй, туда потащится. Сраму-то, сраму-то!

- А не воруй! - крикнул Ганя, чуть не захлебываясь от злости; вдруг взгляд его встретился с Ипполитом; Ганя чуть не затрясся. - А вам, милостивый государь, - крикнул он, - следовало бы помнить, что вы все-таки в чужом доме и… пользуетесь гостеприимством, а не раздражать старика, который, очевидно, с ума сошел…

Ипполита тоже как-будто передернуло, но он мигом сдержал себя.

- Я не совсем с вами согласен, что ваш папаша с ума сошел, - спокойно ответил он; - мне кажется напротив, что ему ума даже прибыло за последнее время, ей богу; вы не верите? Такой стал осторожный, мнительный, все-то выведывает, каждое слово взвешивает… Об этом Капитошке он со мной ведь с целью заговорил; представьте, он хотел навести меня на…