Федор Достоевский - ИДИОТ

- Какие мы еще дети, Коля! и… и… как это хорошо, что мы дети! - с упоением воскликнул он, наконец.

- Просто-за-просто, она в вас влюблена, князь, и больше ничего! - с авторитетом и внушительно ответил Коля.

Князь вспыхнул, но на этот раз не сказал ни слова, а Коля только хохотал и хлопал в ладоши; минуту спустя рассмеялся и князь, а потом до самого вечера каждые пять минут смотрел на часы, много ли прошло, и много ли до вечера остается.

Но настроение взяло верх: Лизавета Прокофьевна наконец не выдержала и поддалась истерической минуте. Несмотря на все возражения супруга и дочерей, она немедленно послала за Аглаей, с тем чтоб уж задать ей последний вопрос и от нее получить самый ясный и последний ответ. "Чтобы все это разом и покончить, и с плеч долой, так, чтоб уж и не поминать!" "Иначе, - объявила она, - я и до вечера не доживу!" И тут только все догадались, до какой бестолковщины довели дело. Кроме притворного удивления, негодования, хохота и насмешек над князем и надо всеми допрашивавшими, - ничего от Аглаи не добились. Лизавета Прокофьевна слегла в постель и вышла только к чаю, к тому времени, когда ожидали князя. Князя она ожидала с трепетом, и когда он явился, с нею чуть не сделалась истерика.

А князь и сам вошел робко, чуть не ощупью, странно улыбаясь, засматривая всем в глаза и всем как бы задавая вопрос, потому что Аглаи опять не было в комнате, чего он тотчас же испугался. В этот вечер никого не было посторонних, одни только члены семейства. Князь Щ. был еще в Петербурге, по поводу дела о дяде Евгения Павловича. "Хоть бы он-то случился и что-нибудь сказал", горевала о нем Лизавета Прокофьевна. Иван Федорович сидел с чрезвычайно озабоченною миной; сестры были серьезны и, как нарочно, молчали. Лизавета Прокофьевна не знала с чего начать разговор. Наконец, вдруг энергически выбранила железную дорогу и посмотрела на князя с решительным вызовом.

Увы! Аглая не выходила, и князь пропадал. Чуть лепеча и потерявшись, он было выразил мнение, что починить дорогу чрезвычайно полезно, но Аделаида вдруг засмеялась, и князь опять уничтожился. В это-то самое мгновение и вошла Аглая спокойно и важно, церемонно отдала князю поклон и торжественно заняла самое видное место у круглого стола. Она вопросительно посмотрела на князя. Все поняли, что настала разрешение всех недоумений.

- Получили вы моего ежа? - твердо и почти сердито спросила она.

- Получил, - ответил князь, краснея и замирая.

- Объясните же немедленно, что вы об этом думаете? Это необходимо для спокойствия мамаши и всего нашего семейства.

- Послушай, Аглая… - забеспокоился вдруг генерал.

- Это, это из всяких границ! - испугалась вдруг чего-то Лизавета Прокофьевна.

- Никаких всяких границ тут нету, maman, - строго и тотчас же ответила дочка. - Я сегодня послала князю ежа и желаю знать его мнение. Что же, князь?

- То-есть, какое мнение, Аглая Ивановна?

- Об еже.

- То-есть… я думаю, Аглая Ивановна, что вы хотите узнать, как я принял… ежа… или, лучше сказать, как я взглянул… на эту присылку… ежа, то-есть… в таком случае я полагаю, что… одним словом…

Он задохся и умолк.

- Ну, немного сказали, - подождала секунд пять Аглая. - Хорошо, я согласна оставить ежа; но я очень рада, что могу наконец покончить все накопившиеся недоумения. Позвольте, наконец, узнать от вас самого и лично: сватаетесь вы за меня или нет?

- Ах, господи! - вырвалось у Лизаветы Прокофьевны. Князь вздрогнул и отшатнулся; Иван Федорович остолбенел; сестры нахмурились.

- Не лгите, князь, говорите правду. Из-за вас меня преследуют странными допросами; имеют же эти допросы какое-нибудь основание? Ну!

- Я за вас не сватался, Аглая Ивановна, - проговорил князь, вдруг оживляясь, - но… вы знаете сами, как я люблю вас и верю в вас… даже теперь…

- Я вас спрашивала: просите вы моей руки или нет?

- Прошу, - замирая ответил князь.

Последовало общее и сильное движение.

- Все это не так, милый друг, - проговорил Иван Федорович, сильно волнуясь, - это… это почти невозможно, если это так, Глаша… Извините, князь, извините, дорогой мой!.. Лизавета Прокофьевна! - обратился он к супруге за помощью, - надо бы… вникнуть…

- Я отказываюсь, я отказываюсь! - замахала руками Лизавета Прокофьевна.

- Позвольте же, maman, и мне говорить; ведь я и сама в таком деле что-нибудь значу: решается чрезвычайная минута судьбы моей (Аглая именно так и выразилась), и я хочу узнать сама и, кроме того, рада, что при всех… Позвольте же спросить вас, князь, если вы "питаете такие намерения", то чем же вы именно полагаете составить мое счастье?

- Я не знаю, право, Аглая Ивановна, как вам ответить; тут… тут что же отвечать? Да и… надо ли?

- Вы, кажется, сконфузились и задыхаетесь; отдохните немного и соберитесь с новыми силами; выпейте стакан воды; впрочем, вам сейчас чаю дадут.

- Я вас люблю, Аглая Ивановна, я вас очень люблю; я одну вас люблю и… не шутите, пожалуста, я вас очень люблю.

- Но однако же это дело важное; мы не дети, и надо взглянуть положительно… Потрудитесь теперь объяснить, в чем заключается ваше состояние?

- Ну-ну-ну, Аглая! Что ты! Это не так, не так… - испуганно бормотал Иван Федорович.

- Позор! - громко прошептала Лизавета Прокофьевна.

- С ума сошла! - так же громко прошептала Александра.

- Состояние… то-есть, деньги? - удивился князь.

- Именно.

- У меня… у меня теперь сто тридцать пять тысяч, - пробормотал князь, закрасневшись.

- Только-то? - громко и откровенно удивилась Аглая, нисколько не краснея: - впрочем, ничего; особенно если с экономией… Намерены служить?

- Я хотел держать экзамен на домашнего учителя…

- Очень кстати; конечно, это увеличит наши средства. Полагаете вы быть камер-юнкером?

- Камер-юнкером? Я никак этого не воображал, но… Но тут не утерпели обе сестры и прыснули со смеху. Аделаида давно уже заметила в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого смеха, который она сдерживала покамест изо всей силы. Аглая грозно было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала, и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из комнаты.

- Я так и знала, что один только смех и больше ничего! - вскричала Аделаида: - с самого начала, с ежа.

- Нет, вот этого уж не позволю, не позволю! - вскипела вдруг гневом Лизавета Прокофьевна и быстро устремилась вслед за Аглаей. За нею тотчас же побежали и сестры. В комнате остались князь и отец семейства.

- Это, это… мог ты вообразить что-нибудь подобное. Лев Николаич? - резко вскричал генерал, видимо, сам не понимая, что хочет сказать; - нет, серьезно, серьезно говоря?

- Я вижу, что Аглая Ивановна надо мной смеялась, - грустно ответил князь.

- Подожди, брат; я пойду, а ты подожди… потому… объясни мне хоть ты, Лев Николаич, хоть ты: как все это случилось, и что все это означает, во всем, так сказать, его целом? Согласись, брат, сам, - я отец; все-таки ведь отец же, потому я ничего не понимаю; так хоть ты-то объясни!