Федор Достоевский - ИДИОТ

Ганя опомнился и бросился провожать Настасью Филипповну, но она уж вышла. Он догнал ее на лестнице.

- Не провожайте! - крикнула она ему. - До свидания, до вечера! Непременно же, слышите!

Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и князь… Он до того забылся, что едва разглядел, как целая Рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала его в дверях, наскоро выбираясь из квартиры вслед за Рогожиным. Все громко в голос толковали о чем-то. Сам Рогожин шел с Птицыным и настойчиво твердил о чем-то важном и, повидимому, неотлагательном.

- Проиграл, Ганька! - крикнул он, проходя мимо. Ганя тревожно посмотрел им вслед.

Князь ушел из гостиной и затворился в своей комнате. К нему тотчас же прибежал Коля утешать его. Бедный мальчик, казалось, не мог уже теперь от него отвязаться.

- Это вы хорошо, что ушли, - сказал он, - там теперь кутерьма еще пуще чем давеча пойдет, и каждый-то день у нас так, и все чрез эту Настасью Филипповну заварилось.

- Тут у вас много разного наболело и наросло, Коля - заметил князь.

- Да, наболело. Про нас и говорить нечего. Сами виноваты во всем. А вот у меня есть один большой друг, этот еще несчастнее. Хотите, я вас познакомлю?

- Очень хочу. Ваш товарищ?

- Да, почти как товарищ. Я вам потом это все разќясню… А хороша Настасья Филипповна, как вы думаете? Я ведь ее никогда еще до сих пор не видывал, а ужасно старался. Просто ослепила. Я бы Ганьке все простил, если б он по любви; да зачем он деньги берет, вот беда!

- Да, мне ваш брат не очень нравится.

- Ну, еще бы! Вам-то после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма Маскарад основана, и - глупо, по-моему. То-есть, я хочу сказать, не натурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.

- Мне ваша сестра очень понравилась.

- Как она в рожу-то Ганьке плюнула. Смелая Варька! А вы так не плюнули, и я уверен, что не от недостатка смелости. Да вот она и сама, легка на помине. Я знал, что она придет; она благородная, хоть и есть недостатки.

- А тебе тут нечего, - прежде всего накинулась на него Варя, - ступай к отцу. Надоедает он вам, князь?

- Совсем нет, напротив.

- Ну, старшая, пошла! Вот это-то в ней и скверно. А кстати, я ведь думал, что отец наверно с Рогожиным уедет. Кается, должно быть, теперь. Посмотреть, что с ним в самом деле, - прибавил Коля выходя.

- Слава богу, увела и уложила маменьку, и ничего не возобновлялось. Ганя сконфужен и очень задумчив. Да и есть о чем. Каков урок!.. Я поблагодарить вас еще раз пришла и спросить, князь: вы до сих пор не знавали Настасью Филипповну?

- Нет, не знал.

- С какой же вы стати сказали ей прямо в глаза, что она "не такая". И, кажется, угадали. Оказалось, что и действительно, может быть, не такая. Впрочем, я ее не разберу! Конечно, у ней была цель оскорбить, это ясно. Я и прежде о ней тоже много странного слышала. Но если она приехала нас звать, то как же она начала обходиться с мамашей? Птицын ее отлично знает, он говорит, что и угадать ее не мог давеча. А с Рогожиным? Так нельзя разговаривать, если себя уважаешь, в доме своего… Маменька тоже о вас очень беспокоится.

- Ничего! - сказал князь и махнул рукой.

- И как это она вас послушалась…

- Чего послушалась?

- Вы ей сказали, что ей стыдно, и она вдруг вся изменилась. Вы на нее влияние имеете, князь, - прибавила, чуть-чуть усмехнувшись, Варя.

Дверь отворилась, и совершенно неожиданно вошел Ганя. Он даже и не поколебался увидя Варю; одно время постоял ша пороге и вдруг с решимостию приблизился к князю.

- Князь, я сделал подло, простите меня, голубчик, - сказал он вдруг с сильным чувством. Черты лица его выражали сильную боль. Князь смотрел с изумлением и не тотчас ответил. - Ну, простите, ну, простите же! - нетерпеливо настаивал Ганя: - ну, хотите, я вашу руку сейчас поцелую!

Князь был поражен чрезвычайно и, молча, обеими руками обнял Ганю. Оба искренно поцеловались.

- Я никак, никак не думал, что вы такой! - сказал, наконец, князь, с трудом переводя дух: - я думал, что вы… не способны.

- Повиниться-то?.. И с чего я взял давеча, что вы идиот! Вы замечаете то, чего другие никогда не заметят. С вами поговорить бы можно, но… лучше не говорить!

- Вот пред кем еще повинитесь, - сказал князь, указывая на Варю.

- Нет, это уж все враги мои. Будьте уверены, князь, много проб было; здесь искренно не прощают! - горячо вырвалось у Гани, и он повернулся от Вари в сторону.

- Нет, прощу! - сказала вдруг Варя.

- И к Настасье Филипповне вечером поедешь?

- Поеду, если прикажешь, только лучше сам посуди: есть ли хоть какая-нибудь возможность мне теперь ехать?

- Она ведь не такая. Она видишь какие загадки загадывает! Фокусы! - и Ганя злобно засмеялся.

- Сама знаю, что не такая, и с фокусами, да с какими? И еще, смотри, Ганя, за кого она тебя сама почитает? Пусть она руку мамаше поцеловала. Пусть это какие-то фокусы, но она все-таки ведь смеялась же над тобой! Это не стоит семидесяти пяти тысяч, ей-богу, брат! Ты способен еще на благородные чувства, потому и говорю тебе. Эй, не езди и сам! Эй, берегись! Не может это хорошо уладиться!

Сказав это, вся взволнованная Варя быстро вышла из комнаты.

- Вот они все так! - сказал Ганя, усмехаясь: - и неужели же они думают, что я этого сам не знаю? Да ведь я гораздо больше их знаю.

Сказав это, Ганя уселся на диван, видимо желая продолжить визит.

- Если знаете сами, - спросил князь довольно робко, - как же вы этакую муку выбрали, зная, что она в самом деле семидесяти пяти тысяч не стоит?

- Я не про это говорю, - пробормотал Ганя, - а кстати, скажите мне, как вы думаете, я именно хочу знать ваше мнение: стоит эта "мука" семидесяти пяти тысяч или не стоит?

- По-моему, не стоит.

- Ну, уж известно. И жениться так стыдно?

- Очень стыдно.

- Ну так знайте ж, что я женюсь, и теперь уж непременно. Еще давеча колебался, а теперь уж нет! Не говорите! Я знаю, что вы хотите сказать…

- Я не о том, о чем вы думаете, а меня очень удивляет ваша чрезвычайная уверенность…

- В чем? Какая уверенность?

- В том, что Настасья Филипповна непременно пойдет за вас, и это все это уже кончено, а во-вторых, если бы даже и вышла, что семьдесят пять тысяч вам так и достанутся прямо в карман. Впрочем, я, конечно, тут многого не знаю.

Ганя сильно пошевелился в сторону князя.

- Конечно, вы всего не знаете, - сказал он, - да и с чего бы я стал всю эту обузу принимать?

- Мне кажется, что это сплошь да рядом случается: женятся на деньгах, а деньги у жены.