Федор Достоевский - ИДИОТ

Все захохотали.

- Частный, разумеется, частный, - засмеялись Александра и Аделаида.

- И позволь опять напомнить, Евгений Павлыч, - прибавил князь Ц., - что шутка твоя слишком уже износилась.

- Как вы думаете, князь? - не дослушал Евгений Павлович, поймав на себе любопытный и серьезный взгляд князя Льва Николаевича. - Как вам кажется: частный это случай, или общий? Я, признаюсь, для вас и выдумал этот вопрос.

- Нет, не частный, - тихо, но твердо проговорил князь.

- Помилуйте, Лев Николаевич, - с некоторою досадой вскричал князь Щ., - разве вы не видите, что он вас ловит; он решительно смеется и именно вас предположил поймать на зубок.

- Я думал, что Евгений Павлыч говорил серьезно, - покраснел князь и потупил глаза.

- Милый князь, - продолжал князь Щ., - да вспомните, о чем мы с вами говорили один раз, месяца три тому назад; мы именно говорили о том, что в наших молодых новооткрытых судах можно указать уже на столько замечательных и талантливых защитников! А сколько в высшей степени замечательных решений присяжных? Как вы сами радовались, и как я на вашу радость тогда радовался… мы говорили, что гордиться можем… А эта неловкая защита, этот странный аргумент, конечно, случайность, единица между тысячами.

Князь Лев Николаевич подумал, но с самым убежденным видом, хотя тихо и даже как будто робко выговаривая, ответил:

- Я только хотел сказать, что искажение идей и понятий (как выразился Евгений Павлыч) встречается очень часто, есть гораздо более общий, чем частный случай, к несчастию. И до того, что если б это искажение не было таким общим случаем, то, может быть, не было бы и таких невозможных преступлений, как эти…

- Невозможных преступлений? Но уверяю же вас, что точно такие же преступления и, может быть, еще ужаснее, и прежде бывали, и всегда были, и не только у нас, но и везде, и, по-моему, еще очень долго будут повторяться. Разница в том, что у нас прежде было меньше гласности, а теперь стали вслух говорить и даже писать о них, потому-то и кажется, что эти преступники теперь только и появились. Вот в чем ваша ошибка, чрезвычайно наивная ошибка, князь, уверяю вас, - насмешливо улыбнулся князь Щ.

- Я сам знаю, что преступлений и прежде было очень много, и таких же ужасных; я еще недавно в острогах был, и с некоторыми преступниками и подсудимыми мне удалось познакомиться. Есть даже страшнее преступники, чем этот, убившие по десяти человек, совсем не раскаиваясь. Но я вот что заметил при этом: что самый закоренелый и нераскаянный убийца все-таки знает, что он преступник, то-есть по совести считает, что он не хорошо поступил, хоть и безо всякого раскаяния. И таков всякий из них; а эти ведь, о которых Евгений Павлыч заговорил, не хотят себя даже считать преступниками и думают про себя, что право имели и… даже хорошо поступили, то-есть почти ведь так. Вот в этом-то и состоит, по-моему, ужасная разница. И заметьте, все это молодежь, то-есть именно такой возраст, в котором всего легче и беззащитнее можно подпасть под извращение идей.

Князь Щ. уже не смеялся и с недоумением выслушал князя. Александра Ивановна, давно уже хотевшая что-то заметить, замолчала, точно какая-то особенная мысль остановила ее. Евгений же Павлович смотрел на князя в решительном удивлении и на этот раз уже безо всякой усмешки.

- Да вы что так на него удивляетесь, государь мой, - неожиданно вступилась Лизавета Прокофьевна, - что он, глупее вас что ли, что не мог по-вашему рассудить?

- Нет-с, я не про то, - сказал Евгений Павлович, - но только как же вы, князь (извините за вопрос), если вы так это видите и замечаете, то как же вы (извините меня опять) в этом странном деле… вот что на-днях было… Бурдовского, кажется… как же вы не заметили такого же извращения идей и нравственных убеждений? Точь-в-точь ведь такого же! Мне тогда показалось, что вы совсем не заметили?

- А вот что, батюшка. - разгорячилась Лизавета Прокофьевна, - мы вот все заметили, сидим здесь и хвалимся пред ним, а вот он сегодня письмо получил от одного из них, от самого-то главного, угреватого, помнишь, Александра? Он прощения в письме у него просит, хоть и по своему манеру, и извещает, что того товарища бросил, который его поджигал-то тогда, - помнишь, Александра? - и что князю теперь больше верит. Ну, а мы такого письма еще не получали, хоть нам и не учиться здесь нос-то пред ним подымать.

- А Ипполит тоже переехал к нам сейчас на дачу! - крикнул Коля.

- Как! уже здесь? - встревожился князь.

- Только что вы ушли с Лизаветой Прокофьевной, - и пожаловал; я его перевез!

- Ну бьюсь же об заклад, - так и вскипела вдруг Лизавета Прокофьевна, совсем забыв, что сейчас же князя хвалила, - об заклад бьюсь, что он ездил вчера к нему на чердак и прощения у него на коленях просил, чтоб эта злая злючка удостоила сюда переехать. Ездил ты вчера? Сам ведь признавался давеча. Так или нет? Стоял ты на коленках или нет?

- Совсем не стоял, - крикну и Коля, - а совсем напротив: Ипполит у князя руку вчера схватил и два раза поцеловал, я сам видел, тем и кончилось все объяснение, кроме того, что князь просто сказал, что ему легче будет на даче, и тот мигом согласился переехать, как только станет легче.

- Вы напрасно, Коля… - пробормотал князь, вставая и хватаясь за шляпу, - зачем вы рассказываете, я…

- Куда это? - остановила Лизавета Прокофьевна.

- Не беспокойтесь, князь, - продолжал воспламененный Коля, - не ходите и не тревожьте его, он с дороги заснул; он очень рад; и знаете, князь, по-моему, гораздо лучше, если вы не нынче встретитесь, даже до завтра отложите, а то он опять сконфузится. Он давеча утром говорил, что уже целые полгода не чувствовал себя так хорошо и в силах; даже кашляет втрое меньше.

Князь заметил, что Аглая вдруг вышла из своего места и подошла к столу. Он не смел на нее посмотреть, но он чувствовал всем существом, что в это мгновение она на него смотрит и, может быть, смотрит грозно, что в черных глазах ее непременно негодование, и лицо вспыхнуло.

- А мне кажется, Николай Ардалионович, что вы его напрасно сюда перевезли, если это тот самый чахоточный мальчик, который тогда заплакал и к себе звал на похороны, - заметил Евгений Павлович; - он так красноречиво тогда говорил про стену соседнего дома, что ему непременно взгрустнется по этой стене, будьте уверены.

- Правду сказал: рассорится, подерется с тобой и уедет, - вот тебе сказ!

И Лизавета Прокофьевна с достоинством придвинула к себе корзинку с своим шитьем, забыв, что уже все подымались на прогулку.

- Я припоминаю, что он стеной этой очень хвастался, - подхватил опять Евгений Павлыч, - без этой стены ему нельзя будет красноречиво умереть, а ему очень хочется красноречива умереть.

- Так что же? - пробормотал князь. - Если вы не захотите ему простить, так он и без вас помрет… Теперь он для деревьев переехал.