Курбан Саид - Девушка из Золотого Рога

Друзья сидели за столиком, задавали вопросы, которые по сути дела, не очень-то отличались от вопросов обера, и озабоченно качали головами.

— Так значит ты, содомит ты эдакий, женился на ангорской кошке, — с завистью в голосе, произнес кто-то из них.

Хаса кивнул и ему вдруг показалось, что все это уже происходило с ним однажды, в каком-то ином, нереальном мире.

Мраморный столик был заставлен кофейными чашками. Пролившаяся из стакана вода тонкой полоской растеклась по его мраморной поверхности, образуя бухты и озера под чашкой доктора Курца.

Хаса рассказывал им о своем свекре, бывшем паше, который ныне управляет большим ковровым магазином, о необычных науках, которые изучает его жена, и о дворце на Босфоре. Потом, немного смущаясь, дополнил свой рассказ историей о чудесном исцелении всемирно известного дервиша Али-Кули из Сараево.

Стол слушал с восхищением и завистью. Только когда он проронил слова «опухоль гипофиза», лица их прояснились и высказывания приобрели деловой и профессиональный характер.

— Это что! Вот у меня недавно был такой случай, — сказал доктор Курц, умаляя значимость опухоли гипофиза. — Коммерческий советник Дански, приступ нервной икоты. Он икал три дня без остановки. Что тут можно сделать?

Он замолчал и гордо посмотрел по сторонам.

— Подержать голову полчаса под водой, задержав дыхание. Действует безотказно, — сказал хирург с жестокостью, присущей людям его специальности.

— Проглотить лед, — высказал свое мнение ортопед, подумав при этом о ледовом покрытии в лыжный сезон.

— Я попробовал гипноз, — продолжил доктор Курц, — и представьте себе, он просыпается от гипноза и продолжает икать дальше.

— Тебе надо было позвать профессора Заама, — сказал Хаса участливо, — я слышал, что ему известно какое-то верное средство от икоты.

Врачи заговорили одновременно, перебивая друг друга. Курц говорил что-то о психическом шоке, а Матушек страстно и громко заявил:

— Да это же вазомоторное расстройство диафрагмы.

За соседними столиками оглядывались на них. Старый метрдотель стоял у колонны и довольно смотрел на столик врачей. «Ученые споры, — с уважением думал он, — все-таки, у нас — самое лучшее кафе».

— Вам всем надо пройти дополнительные курсы подготовки для медиков-неучей, — сказал гинеколог Хальм. — Вы забыли теорию. Это же простое раздражение диафрагмы. А кто отвечает за иннервацию диафрагмы? Nervus sympathicus . Ага! Слышали ли вы что-нибудь о Lucus cisylbachi ? Так то. Тут есть только один…

Он не закончил фразы. Перед их столом возникла блондинка, испуганно смотрящая на спорщиков, на бухты и озера, омывающие чашку доктора Курца.

— Меня зовут Азиадэ, — сказала девушка, и икота коммерческого советника канула в бездну медицинской науки.

Врачи вскочили. Азиадэ пожимала незнакомые мужские руки и украдкой посматривала на смущенно мигающего Хасу. Так значит эти мужчины, чьи руки она сейчас пожимает и на чьи вопросы должна отвечать, и есть те люди, которые представляют загадочный мир Хасы.

— Да, — рассеянно отвечала она, присев за стол. — Вена действительно, очень красивый город.

Врачи с любопытством разглядывали ее и задавали вопросы, на которые Азиадэ терпеливо и подробно отвечала.

Посторонние мужчины улыбались ей, и их лица отражали при этом самые различные эмоции. Они смотрели на Азиадэ, на ее серые глаза, короткую верхнюю губку, беспомощное выражение лица, и мир казался им прекрасным, полным заманчивых тайн и загадок, отличающихся от необъяснимой икоты коммерческого советника Дански.

— По вечерам мы ездим в Хойриген, — сказал доктор Курц, слывший знатоком женской души. — Вы были когда-нибудь в Хойригене, милостивая фрау?

— Нет, но я знаю, что это где-то в Гринциге. На закате, люди собираются в виноградниках и поют там песни.

— Почти правильно, — похвалил Курц, и остальные мужчины одобрительно закивали головами.

Да, они все сегодня собирались ехать в Хойриген, к виноградным садам в пригороде, на эти узкие улочки и старинные маленькие домики, разбросанные на невысоких холмах, освещенных мягким светом луны.

Они поднялись. Скорее домой! Заглянуть в клинику, сделать необходимые звонки пациентам, договориться с женой или подругой, и в путь по ухабистым дорогам к ночной тишине старых виноградников.

— Хорошо, — покорно сказала Азиадэ, — в Хойриген.

Стройная и далекая, стояла она возле Хасы. Он протянул ей руку и повел к выходу под пристальными взглядами посетителей кафе.

— Жгёт, — сказала Азиадэ, двигая плечом.

— Что жгёт?

— Взгляды. Мужчины смотрят на меня так, будто готовы наброситься с поцелуями.

— Может, они на самом деле этого хотят.

— Молчи, — сердито сказала она, топнув ножкой. — Так не говорят со своей женой. Поехали. Поехали в Хойриген.

Накрытые стеклом свечи освещали длинные зеленые столы. Низко склонившиеся ветви деревьев напоминали застывших призраков. По саду ходили девушки в пестрых юбках и разносили кувшины с вином на широких подносах. Мерцающий свет свечей отбрасывал на лица красноватый отблеск. С виноградников тянул легкий, теплый ветерок. Люди сидели за длинными зелеными столами, растворяясь в нарастающем сиянии луны.

Все происходящее, напоминало древний языческий ритуал поклонения человека виноградной лозе.

Кувшины быстро пустели. Столы и деревья плыли перед глазами людей, предметы причудливо изменяли очертания, а на мягкой траве сада кружилась тень вечного Диониса. Отовсюду доносился смех охваченных аттическим весельем людей. Тихий сад постепенно превращался в античный храм, где укрытые стеклом свечи возжигались в знак поклонения невидимым божествам.

Где-то вдалеке тихо и тоскливо пела женщина. Люди слушали, подперев головы руками, и им казалось, что в этом грустном пении звучат их собственные мечты, грезы и желания. Какой-то толстый человек одиноко сидел у дерева, и на лице его отразилась вся земная боль. Он тихо всхлипывал и сам был похож на ветку дерева, всего на одну ночь отделившуюся от ствола, чтобы раствориться в таинстве ночного праздника.

Женщины и мужчины сидели, по-дружески обнявшись. Они пели, а девушки не переставали приносить кувшины со светлым, ароматным вином.

Азиадэ сидела на твердой скамейке между Хасой и Курцем. Врачи и женщины окружали ее, а она никак не могла запомнить их сложных имен. Но даже, не зная имен и не задавая лишних вопросов, она сразу могла определить какому мужчине принадлежит та или иная женщина, кто на кого смотрит глазами собственника, а кто с любопытством постороннего. Она с интересом разглядывала разрумянившиеся лица женщин — блондинок, рыжих, брюнеток, которые, склонившись над столами, подносили ко рту кружки ароматного вина.