Борис Житков - Виктор Вавич

Филипп шагом пошел по другой стороне. Чтоб в обход - надо налево.

Оба свернули налево и оглянулись на Филиппа. Филипп шел следом, видел, как выходили люди из ворот, оглядывали наспех улицу и быстро пускались туда, вниз, к базару. Но вдруг Филипп дернул голову назад - сама повернулась, сзади спешным шагом топали солдаты. Филипп бегом бросился вниз. Побежал зубатый, путаясь в полах.

- Сюда, сюда, лево! - махал он Филиппу. В кепке завернул тоже, - впереди бегом топали люди, - а вон в ворота забежал - вон и другой. - А, черт! - Филипп рванул вперед, под горку, обгонял, кричал на ходу:

- Живей! Валяй! Дуй! - Он видел, как впереди свернули вправо, косо глянула сбоку ржавая колокольня, и вон черная куча народу - видать сверху, а вон наворочено, столбы телеграфные, сбитые с ног, и крестовины с белыми стаканчиками.

На миг стал передний перед воротами налево и позвал рукой. Филипп вбежал в ворота, он бежал следом за передним, лез за ним на курятник, через забор; голый сад, липко, мягко, опять забор, и уж Филипп подталкивает грязные подошвы - ух, тяжелый дядя! Перевалил! Филька подскочил, ухватил забор, а снизу поддают, и уж слышен гул, крик народа и треск - мотает голыми ветками дерево, вот она куча народу, вон напирают, валят дерево, слышно, спешит пила - ничего не видно за народом.

- Га-а... - заревела толпа, бросилась в стороны, дерево пошло клониться, скорей, скорей, Филиппа отбросили вбок. Дерево мягко упало ветками и закачалось.

- Кати! Кати веселей!

"Парнишки все" - оглядывался Филипп.

- Рви, рви ее сюда!

Филька увидал зубатого: он уж садил ломом по базарной будке. Люди раздирали доски; доски остервенело трещали, скрежетали.

Филипп пробивался вперед, куда катили с гиком дерево, передавали доски. Разбитая конка торчала из-под груды хлама, задушенная, с мертвыми колесами.

Филипп вскарабкался наверх, где несколько мальчишек старались умять наваленный лом. В дальнем конце площади стояли черным строем конные городовые. Филипп видел, как мастеровые тянули телеграфную проволоку перед баррикадой. Филипп снял шапку и завертел ею над головой.

- Товарищи! - во всю мочь крикнул Филипп. Вдруг грохнуло справа, как взрыв, как пушечный удар. Филипп глянул - это бросили с рук железные ворота. На миг толпа стихла.

- Товарищи! - крикнул опять Филипп. - Солдаты! Пехота! Идет сюда... я видал...

- Го-ооо-о... - загудела толпа, и вдруг осекся звук.

Филипп оглянулся - конный взвод в карьер скакал на баррикаду.

И вдруг плеснули в воздухе поднятые шашки. Филипп глядел: какие-то люди остались за баррикадой, впереди, у домов. Черный взвод несся, а те не бежали, и Филипп кричал что силы:

- Назад! Назад! - и не мог оторвать глаз от людей. Они присели, прижались к домам. Кони все видней, видней, вот лица, глядят - жилятся губы - ближе, ближе - ноги приросли, не сойти Фильке, и сердца не стало - прямо в него врежутся кони. И вдруг люди у домов вскочили, дернулись, и в тот же миг боком рухнул на мостовую конь, и с разлету всадник покатился головой о каменья, шапка прочь... другой, и много разом и миги за мигами - склубились, свернулись кони. И махнуло через голову черное, и сразу зарябил от камней воздух. Взвыла толпа, и зверел рев за камнями.

Филипп присел, лег. Человек без шапки двумя руками через голову бил сверху булыжниками, орал последним голосом:

- В гроб! В кровину!

Кто-то попал ему камнем в спину, и он упал рядом с Филиппом и все кричал:

- Бей! Бей! В гроб их тещу, бабушку, в закон Господа-Бога мать!

Стали выкарабкиваться, вбегать наверх, и вдаль кидали камнями, уж без пальтишек, в одних блузах, рубахах, размашисто. А там бились, подымались кони, за коней прятались люди, бежали прочь, с конями, без коней. Один долго прыгал с одной ногой в стремени, а лошадь поддавала ходу за всеми. Сверху улюлюкали, метили в него камнями. Он уцепился за луку, повис, без шапки. Лошадь с поломанной ногой силилась встать и падала, дымила ноздрями.

Проволочный трос, прикрученный ломами за уличные фонари, чистой строгой прямой прочертил воздух - на аршин от земли. Филька глядел на него - откуда взялся?

А впереди уж разматывали ребята, катили через мостовую новый моток троса, закручивали у ворот. Они не шли назад, остались у ворот.

К Филиппу через обломки лез рабочий из их мастерской, красный, расстегнутый.

- Филька! А как мы дернули-то канат! А! - орал он Филиппу в ухо. - За аршин - гоп! Канат вверх, а они брык! Видал? Мы!!! - И рабочий стукнул себя в грудь кулаком, как камнем ударил.

Филипп стоял и тряс поднятыми руками, и в нетерпении сжались кулаки - на мгновение гул спал.

- Товарищи! - крикнул Филипп. - Пехота! Солдаты! Стрелять! Баррикаду насквозь! Всех как мух! - "перебьют", хотел еще крикнуть Филипп.

- Ура-а! - закричала толпа. В тысячу ударов заплескал гомон, сбой, толчея голосов. Филипп завертел кепкой над головой.

- Ура-а! ау! - еще крепче, как полымя, взвилось над толпой.

Филька сверху видел, как садили мостовую ломами, готовили камни.

Сзади трубным воем ахнула лошадь. Филипп вздрогнул, оглянулся - лошадь с размаху упала, пыталась встать - и дикими глазами смотрела вдоль камней.

Кто-то спускался с баррикады, ему махали руками на лошадь, кричали. Он вытянул из-за пазухи револьвер, Филипп отвернулся. Он еле услыхал выстрел за ревом голосов.

Но вдруг голоса притухли - как будто ветром снесло пламя звука. Глухое рокотание шло из-под низу - будто сразу стало темней.

Серые шинели шли на том краю площади. Они вдвигались без шума из улицы.

- Назад! Товарищи! Зря пропадаем! - Филипп один стоял во весь рост на баррикаде.

Он уже видел, как дальние редели, и улица за баррикадой чернела отходящим народом.

- Чтоб нас, товарищи!., как вшей подавили?

Рокот пошел в ближних рядах. Трое парней карабкались наверх, у одного Филипп увидал тульский дробовик. Парнишка мостился, а рокот рос, уж не слыхать голоса, и сзади черна от народа улица - шевелится чернота, и над ней шатается ровный придавленный гул.

Кто-то вдруг тискается сквозь передних, и Филипп узнал того, что шел в тужурке, руки в карманы. Он черными пристальными глазами смотрел вперед и оступался, вяз в битых досках, опирался на длинный шест. Толпа притаила голос, когда он встал в рост на баррикаде. Он вдруг распахнул на шесте красный флаг и воткнул шест средь обломков, поправлял, пригораживал досками.

- Га-ай! - прошло по толпе, будто плеснули воды па жар.

А тот выпрямился и глядел на толпу черными, недвижными глазами. Потом полез назад, выбирая шаги. В тихом воздухе флаг обвис, как будто конфузился один на высоте.

Филипп смотрел, шевелил зло бровями - сейчас сзади рванет залп. Схватить флаг самому, держать, стоять и кричать:

- Назад! Назад, черти!

Офицюрус прошел вдоль строя. Солдаты держали к ноге и водили глазами за поручиком.