Борис Житков - Виктор Вавич

- Швейцар! - повторил Виктор. - Пойди сюда. Швейцар!

Сверху номерной глянул через перила и скрылся. Виктор вышел на крыльцо и стал со всей силы давить кнопку звонка.

- Ишь, мерзавец! Ишь, мерзавец! - шептал Виктор. За стеклом двери метнулась фуражка с галуном.

- Поди сюда! - заорал Виктор, весь красный, и сам двинулся в вестибюль. - Ты что? - кричал Виктор, подступая к швейцару. - Ты что же, я говорю? Чего тебя у дверей нет? Чего тебя, мерзавца, у дверей нет? Чего тебя, подлеца... распросукин ты сын... Колпак скинь, сволочь! - и Виктор замахнулся, чтоб сбить шапку.

Швейцар сдернул с головы фуражку.

- Ка-ак стоишь? Рвань! - Виктор, красный, напирал на швейцара. - Са-ва-лачь! - крикнул Виктор в самое лицо швейцару. Поворочал глазами минуту и медленно повернулся к двери. - Учить вас надо! - в дверях процедил Виктор.

Запыхавшись, Виктор спустился с крыльца, левой рукой он придерживал шашку, слегка отставив локоть.

САНЬКА заперся на ключ. Он сидел за письменным столом. Булавка с фигурной серебряной головкой стояла перед ним, - он воткнул ее в зеленое закапанное сукно. Стояла стройно, блестяще, как она. И молчала так же. Красивая и живая - и молчит, молчит. Санька не мог отвести глаз. Он не знал: молиться ему на нее или погладить, ласково, бережно. Придет же она еще, придет к Надьке.

- Приди, приди, - говорил Санька. Ему казалось, что булавка глядит, опустив глаза. - Ну, что хочешь, все, все... - говорил Санька, захлебываясь, - Ну, на, на, - и Санька выдернул булавку и воткнул в руку меж указательным и большим пальцем. Приятно было, что больно, и Санька с наслаждением втыкал глубже и глубже, пока, не почувствовал, что булавка проходит насквозь. Он вытянул булавку, поцеловал ее и заколол во внутренний карман сюртука. Булавка острым концом слегка колола тело. Санька горел, неровно, глубоко дышал. Надо было спешить скорей идти делать - и все, все для нее.

"Вот для чего! - Как будто все открылось. - Все для нее, - вот, оказывается, что!"

Санька заново оглядел свою комнату; и все вещи, и диван, и шкаф как будто ухмыльнулись стариковски-весело: "Ну да, а ты не знал?"

"Окно, очень хорошее окно, плотно как запирается. Доброе окно какое. И муха осталась, пусть муха. Пусть живет мушка. Делать надо. Делать. Пока я увижу ее другой раз, сколько я наделаю. Надо спешить". Санька застегнул сюртук и погладил то место, где чувствовал булавку. "Какая к Надьке хорошая пришла. Нет, наша Надька хорошая. Где Надька?" Санька пошел скорей в столовую. Наденька одна за столом допивала свой стакан. Глядела в какие-то карандашные записи.

Наденька глотнула последний раз и стала пальчиками собирать бумажки.

- Надюша, налить тебе еще? - и Санька взялся за кофейник.

Наденька вскинулась глазами.

- Ну, выпей, миленькая, со мной. Ну, полстаканчика. Ну, рано ведь, ей-богу, - и Санька налил Наденьке.

- Понимаешь, мне некогда, - Наденька встала. Санька обхватил Наденьку за талию и насильно посадил ее на стул. Булавка покалывала сильней, и резвой силы не мог удержать Санька. Наденька смеялась, снисходительно, но весело.

- Фу, фу, перегаром!

- Пей, ты пей.

Санька наливал себе, проливал на скатерть, совал Наде сахарницу.

- Я тебя провожу? Хочешь? Ей-богу, мне все равно по дороге. Поправь себе воротничок. Не там, не там, дай я.

Наденька почувствовала первый раз у себя на шее трепетные и бережные руки. Вскинулась на брата и покраснела. Встала, пошла в прихожую. Пусто, жалко стало в столовой. И вдруг из передней:

- Если хочешь, проводи меня до Соборной площади. Санька бросился надевать шинель. Какая замечательная Наденька у нас!

- Слушай, Надька, - говорил Санька в ухо, - ей-богу, Надька, честное слово, если тебе надо, ты скажи, я тебе помогу. Надя искоса взглянула прищурясь.

- Нет, серьезно... что-нибудь. Наденька, миленькая, ведь тебя люблю ужасно. Дура ты, идиотка ты форменная, люблю ж я тебя.

- С перепоя! Не дыши на меня. Фу! Ты вот найди мне "Зрительный диктант" Зелинского. Поищи. Да, и вот посмотри там булавку шляпную - в прихожей.

- Какую булавку? - Санька задохся.

- С серебряной головкой, рожки какие-то. Потеряла подруга, прямо неловко. У нас в квартире. Иди теперь. Я одна.

- Ну, иди, иди, - говорил Санька, - иди, милая, - и хотелось вслед благословить ее, перекрестить на дорогу. И он стоял и смотрел Наде в затылок.

Надя обернулась: улыбаясь обернулась и замахала весело ручкой в перчатке, чтоб шел.

Санька повернул с тротуара на мостовую, что окружала сквер у собора. Нянька силилась втолкнуть детскую коляску на обочину тротуара. Санька подскочил, высоко забрал передок коляски и протащил еще шага два по тротуару. Закивал, заулыбался няньке и широкими шагами пошел на Соборную площадь. Дети, новенькие, чистенькие, как на картинках, суетились на песочной площадке. Приказчик важно вертел головой в новой шляпе...

"Чудак какой, - подумал Санька, - и, наверно, очень милый".

Вдруг хриплый крик:

- Не права! Не имеешь!

Санька обернулся. Пьяный сидел на земле. Он обвис на руке городового. Городовой носком сапога стукал его в зад. Ругался, весь красный, стиснув зубы.

- Важжайся с тобой!.. ссстерввва какая!

Кучка прохожих, все по-праздничному одеты, - никто не совался помочь. Санька бегом подбежал. Городовой яростно тыкал ножнами шашки пьяному в бок.

- Убивают! - орал пьяный.

Дети жались к нянькам.

Санька схватил городового за руку.

- Что вы делаете? Разве так можно?

- Действительно безобразие, - сказали в толпе. Санька подхватил под мышки пьяного. Булавка покалывала тело. Санька с жаром крикнул:

- Да подсобите кто-нибудь! - И двое сорвались на этот крик. Пьяный уж стоял, шатаясь, на ногах. Он оборотил мутную голову к городовому.

- Что ты, сукин ты сын, анафема...

- Ругаться! Ты мне еще ругаться, - городовой, пыхтя, сунулся к пьяному.

- Да бросьте, бросьте! Брось, я тебе говорю, - крикнул Санька. - Я его отведу, - и дернулся, держа пьяного.под руку, вперед. Кто-то помогал, потом пустил.

- Морду ему надо разбить, - хрипел пьяный и, спотыкаясь, рвался назад. Все смотрели, как волок студент растерзанного человека. Пьяный, по виду мастеровой, плевал тягучей слюной и, заплетаясь, бодал воздух.

- Где вы живете? Живешь, говорю, где? - теребил его Санька. Городовой издали следил, как идет дело. Отряхивал шинель после возни.

Санька подсаживал мастерового на извозчика.

- На Слободку кати, - крикнул пьяный. Извозчик тронул.

- Моррр-ды поразби... туды их в кадушку... - и мастеровой грозил в воздухе пьяным кулаком. И вдруг обмяк, согнулся вдвое и заревел, замотал головой. - Какое же право... - Санька крепче ухватил его за талию. - Стой, стой, - рвался мастеровой в слезах. - Я ж ему...

- Ничего, ничего, сейчас дома будем, - утешал Санька.