Борис Житков - Виктор Вавич

Барьер шел поперек комнаты, липкий, захватанный. Какой-то люд толпился и тихо шушукал у барьера, все без шапок, а из-за барьера над ними торчала старая, обтрепанная полицейская фуражка и хриплый бас покрикивал:

- Не могу, не просите. Да не морочьте мне голову. Ну вас! Извозчик все приглаживал волосы, вставал на цыпочки и через головы охал:

- Дозвольте ехать, за что страдаю?

- Ты почему ж не за решеткой? - крикнул из-за барьера надзиратель. Все примолкли и глядели на извозчика, глядели строго, помогали квартальному. Расступились. И тут Вавич увидал надзирателя: опухлую физиономию, свислые седые усы, потертый, засаленный казакин. Надзиратель мимо извозчика уставился на Вавича и вдруг заулыбался: - Вам господина пристава, наверно?

- Мне идтить? - шагнул извозчик и прижал шапку к груди.

- Пошел вон! - буркнул квартальный и улыбчатым голосом обратился к Виктору: - Пройдите налево в кабинет, - и сделал выгнутой ладонью дугу влево.

- Идтить, значит?

- Иди, ступай, дурак, - зашипело кругом.

- Проводи! - крикнул квартальный городовому.

Виктор шаркнул и козырнул. Все обернулись и проводили Виктора глазами до двери.

Виктор прошел канцелярию, - те же вонь и дым, дым. Папиросный едкий дым щипал глаза. Виктор не глядел по сторонам: впереди на матовом стекле черным было написано:

КАБИНЕТ ПРИСТАВА

Городовой присел, придержав шашку, и глянул в замок.

- Стучите! - шепотом сказал он Вавичу. Вавич постучал, и заколотилось сердце. Сейчас услышит главный голос - и вот, какой он будет? "Вдруг сразу злой, ругательный. Наверно, ругательный, - решил наскоро Виктор. - Сейчас рявкнет". И тотчас услыхал:

- Войдите, кто там? - голос ясный, округлый и спокойный.

Виктор распахнул дверь и шагнул с левой ноги. Шагнул верно и мягко и плотно пристукнул правую пятку. Он сразу вдвинулся в комнату и с рукой у козырька замер перед столом. Стол стоял против двери, и там за столом, с толстенным мундштуком в усах, сидел большой, грузный старик. Он секунду глядел, подняв брови, на Виктора.

- Честь имею явиться, - начал Виктор военным голосом. И старик встал и вынул мундштук изо рта. - Честь имею явиться; по распоряжению его высокоблагородия господина полицмейстера прибыл в распоряжение вашего высокоблагородия.

Старик улыбнулся.

- Фу! Даже напугал!.. Вавич? Господин Вавич?

- Так точно, Виктор Вавич, - отчеканил Виктор и все не отпускал руку от козырька. Это он твердо знал и верил, что не сфальшивит.

- Очень, очень рад, - и старик протянул руку. - Николай Аркадьич прислали?

Виктор снял фуражку, махом сдернул с правой руки перчатку и, пожимая пухлую руку пристава, шаркнул, - и вышло громко, как на бильярде.

- Присаживайтесь, - пристав вставил мундштук в рот. - Курите?

- Так точно, - кивнул Виктор.

- А я вот бросаю, черт его дери, второй месяц бросаю, чертовщина такая, - и вот сосу, сосу вот эту оглоблю, как дурак, - какого черта из нее высосешь? - уж плачущим голосом говорил пристав. - Помог хоть бы кто! Назло дымят анафемы. Давайте вместе. А? Давайте бросать: вы да я. Хоть поддержка. А? Ей-богу! Семечки давайте есть будем? Любите семечки? А я от них хрипну. Голос потом - ну вот, что по лысине щеткой. Что ж, женаты? Гм! Здесь скучновато будет, - старик сощурился. - Это там в городе девочки, у нас заскорузлый товар. Варвару Андреевну давно изволили видеть?

- Кого-с? - наклонился Виктор.

- Варвару Андреевну? Супругу? Супругу господина полицмейстера не знаете? Разве не знакомы?

- Был у господина полицмейстера по приезде, пятого авгу-ста-с, - и прибавил: - сего года.

- Значит, того... не знакомы.

- Так только.

- Угум... - сказал пристав, засосал мундштук и бочком глянул на Виктора. И сейчас же деловито уставился в бумаги на столе. Виктор молчал, с фуражкой на коленях.

Вдруг пристав поднял голову и, насупившись, глянул в двери.

- Тогда приступайте, чего ж сидеть? Ничего так не высидишь, сколько ни сиди. Ступайте к дежурному, - и кивнул бородой на двери. - Скажите, что господин пристав прислал в помощь.

- На пробу, что ли! - крикнул уж пристав в спину Виктору.

Виктор вскочил и красный вошел в дым канцелярии.

В канцелярии все на него глядели и, видно, слышали, как крикнул пристав в открытые двери: "На пробу, что ли!"

Окна были пыльные, на подоконниках, как свалка падали, лежали грязные горбы замусоленных бумаг. Со стенки строго глянул бородатый Александр III. Едва белел из копоти кокошник Марьи Федоровны в золотой поблекшей раме. Вавич толкнул в дверях дворника с книгой и вошел в дежурную. Он не глядел теперь по сторонам, а пробивался скорей к усатому квартальному. Совался вдоль барьера, искал входа.

- Сюда, сюда! - позвал дежурный и открыл барьер.

- Господин пристав, в помощь, - бормотал Виктор. Из-за барьера все глядели на Вавича, глядели с любопытством, как глядят на чужую свадьбу из своих ворот.

- Присядьте, закурите. - Виктор сел за стол. Папироска прыгала в губах. Он так и сидел в одной перчатке. Смотрел в стол и не мог глядеть на народ, что гудел за барьером.

Вдруг голоса замолкли. Виктор не успел поднять головы, как услыхал округлый, ясный бас:

- Все сидите? Покуриваете? Ступайте-ка хоть скажите, чтоб подавали мне.

Виктор вырвался из-за барьера. Хлопнула дверь. Виктор сбежал с лестницы и совался глазами с крыльца. Городовой подбежал от ворот.

- Приставу подавать! - запыхавшись, говорил Виктор. Городовой мотнул куда-то головой, и Виктор услыхал, как неспешно застукали подковы. Без шума, на упругих резинках, двинулась с того края улицы пролетка. Зеленый кучер скосил строгие глаза на Вавича.

А вверху взвизгнул блок, и хлопнула усталая полицейская дверь. Позванивая шпорами, спускался пристав. Не глядя на Вавича, застегивал крючок шинели под бородой и недовольно морщился.

- Подано! - сказал, поровнявшись, Виктор, и сам уж злился, а не мог не сказать. За столом в дежурной он думал:

"Сейчас взять и написать отставку. Цукает меня, сволочь. Зачем при людях?"

Виктор искал, чего бы поделать. Он стал хоть для вида перелистывать бумаги, что лежали на столе.

Дежурный обернулся:

- Пусть, как лежат.

Виктор, как обожженную, отдернул руку.

Виктор не знал теперь, куда глядеть.

"Дотерпеть бы до вечера. Дотерплю, - думал Виктор, - или нет?" Он глядел на перо, что торчало из закапанной чернильницы, и целился. Схватить, написать два слова, и можно бежать, куда хочу, и он смотрел на перо, как на курок, - нажал и конец. Он даже поболтал чернильницу: заряжена ли чернилами? Высмотрел на столе чистый листок бумаги, пересел к краю рядом с ним и прижал рукой.

"Грунюшка, Грунюшка", - в уме повторял Виктор, и очень хотелось плакать.

Вдруг, как сорвавшись, забил во дворе колокол и вслед за ним зашумел тревожный гомон. Все сунулись к окнам. Виктор вскочил и в окно увидал, как пожарные во дворе толкали лошадей, пристегивали постромки, - всполохнулся весь двор, зазвенел, загрохал, и тревожным голосом резанула торопливая труба..