Жан-Мари Гюстав Леклезио - Блуждающая звезда

Там, под аркадами, прячась в тени, неподвижно стоял Тристан. Его красивое лицо было бледно, темные круги залегли под глазами. Он выглядел безучастным, только зябко поеживался в своем английском костюмчике, обтрепавшемся за лето в дальних прогулках. Проснувшись утром от наполнившего долину гула, он тут же вскочил и оделся. В дверях гостиничного номера его окликнула мать: «Куда ты?» Он не ответил, и она сказала странным, севшим от беспокойства голосом: «Постой! Не ходи на площадь, это опасно». Но Тристан был уже на улице.

Он искал Эстер на площади среди ожидавших невесть чего людей. Увидев ее, он рванулся было навстречу, но остановился. Слишком много народу толпилось вокруг, слишком тревожно смотрели женщины. И тут появилась мадам О'Рурк. Всегда такая элегантная, она сейчас была одета кое-как — в плаще, наброшенном поверх платья, и даже без шляпки. Длинные светлые волосы падали ей на плечи. Лицо осунулось, глаза усталые.

Эстер сама пересекла площадь и подошла к Тристану; говорить она не могла, не знала, что сказать, и ком стоял в горле. Она клюнула Тристана в щеку, потом протянула руку мадам О'Рурк. Мать Тристана улыбнулась ей, обняла, поцеловала и что-то тихо сказала, наверно пожелала счастливого пути или удачи. У нее был глубокий грудной голос, Эстер слышала его впервые. Она вернулась к матери, а когда снова оглянулась на аркады, Тристана и мадам О'Рурк там уже не было.

Солнце теперь светило вовсю. Белые облака уплывали на восток, неспешно скользя по синеве неба. Время от времени набегала холодная тень, стирая нарисованные солнцем на земле листья. Хороший день, чтобы отправиться в путь, думалось Эстер. Она представила себе, как отец идет через горы, по самому гребню, и видит бескрайние долины, еще окутанные мглой. Может быть, ему видна оттуда даже деревня, эта маленькая площадь и черная толпа, наверно похожая сверху на муравейник.

Или, может быть, он спускается сейчас в окутанную мглой долину, идет по лугам в желтеющей траве куда-нибудь в Нантель или в Шатенье, где у него назначена встреча с евреями из Ниццы, из Канн, из еще более дальних мест, бежавшими от наступления немецкой армии?

Вдруг на площади взревели моторы: итальянцы уходили. Видно, они получили приказ, которого ждали с рассвета, а может быть, просто поспешили, не в силах больше выносить ожидания. Они шли группами, друг за другом. В реве моторов они уходили молча, не переговариваясь, не перекликаясь. Грузовики тоже тронулись и поползли вверх по дороге к высоким горам, их путь лежал через Бореон. Нарастающий рев эхом прокатился по узкой долине, вернулся раскатами далекого грома. Солдаты заторопились вслед за машинами, а Эстер подошла к гостинице. Она надеялась увидеть Рашель, когда та выйдет вместе с капитаном Мондолони. В толпе были мужчины в штатском, в плащах и фетровых шляпах, и женщины тоже, но Рашели среди них не оказалось. Все произошло так стремительно, в этой сутолоке Эстер могла просто ее не заметить, может быть, она уже села в грузовик со всеми этими людьми. Сердце Эстер отчаянно колотилось, в горле стоял ком, когда она смотрела, как последние солдаты теснились вокруг грузовиков, на ходу запрыгивали под брезентовые тенты. Все было так серо, так уныло, Эстер хотелось увидеть медную шевелюру Рашели, хоть в последний раз. Люди на площади говорили, что офицеры уехали рано, еще не было десяти. Значит, Рашель уже в горах, пересекает границу где-то на перевале Сирьега.

Теперь и собравшиеся на площади люди начали уходить. Чуть раньше в центре, у фонтана, группа мужчин окружила господина Зелигмана, школьного учителя. Некоторых Эстер узнала — они приходили к ее отцу, не раз сидели по вечерам в кухне. Мужчины довольно долго спорили: одни хотели отправиться той же дорогой, что и грузовики итальянцев, и перейти границу на перевале Сирьега, другие предлагали путь короче, через перевал Фенестр. Они доказывали, что опасно идти следом за итальянцами, что на этой дороге не миновать немецкого обстрела.

Потом учитель Зелигман взобрался на каменный бортик фонтана. Он выглядел обеспокоенным и взволнованным, но голос его звучал так же ясно, как в классе, когда он читал ученикам книги. Он начал по-французски: «Друзья! Друзья мои… Послушайте меня». Гомон на площади смолк, люди, которые уже уходили, поставили чемоданы на землю, чтобы послушать. И тогда, тем же ясным и звучным голосом, которым читал в классе басню Лафонтена «Мор зверей» или отрывки из «Нана» Золя, он прочел стихи, навсегда запечатлевшиеся в памяти Эстер, — прочел медленно, точно это были слова молитвы, и лишь много позже Эстер узнала, что написал их поэт Хаим Нахман Бялик:

Рядом с Эстер молча плакала Элизабет. Ее плечи вздрагивали от рыданий, лицо застыло в гримасе, и это, думала Эстер, было ужаснее всех громов и криков на свете. Она изо всех сил обняла мать, прижала к себе, пытаясь заглушить ее рыдания, как успокаивают обычно детей.

Люди уже двинулись по площади вверх, мимо фонтана, откуда смотрел на них учитель Зелигман. Мужчины шли впереди, следом женщины, старики и дети. Длинная колонна в черно-серых тонах под палящим солнцем походила на похоронную процессию.

У гостиницы Эстер высмотрела фигуру господина Ферна, незаметной тенью мелькнувшую под платанами. Кривоногий, в длинной пыльно-серой куртке с оттопыренными карманами, в кепке, с острой бородкой, он смахивал на кладбищенского сторожа, наблюдающего издали за чужими похоронами. Несмотря на слезы матери и сжимавшую горло тревогу, при виде господина Ферна Эстер едва не рассмеялась. Ей вспомнилось, как он прятался, когда итальянские солдаты несли, потряхивая на ухабах, его пианино. Она подбежала к нему, взяла за руку. Старик смотрел на нее, будто не узнавая. Он качал головой, подергивал своей смешной бородкой и бормотал: «Нет, нет, вы уходите, уходите все, а я не могу, я останусь. Куда мне в горы?» Эстер изо всех сил сжала его руку, ничего не видя от подступавших слез. «Но ведь скоро придут немцы, вы должны уйти с нами». Господин Ферн все провожал взглядом людей, уходивших с площади. «Нет». Он говорил тихо, почти шепотом. «Нет. Что они мне сделают, такой старой развалине?» Потом он поцеловал Эстер — один короткий, быстрый поцелуй — и отступил на шаг. «Теперь прощай. Прощай». Эстер бегом вернулась к матери, и они пошли вслед за остальными по улице в горку. Эстер еще раз обернулась, но не увидела господина Ферна. Он, видно, вернулся домой, на виллу, в полутемную кухню, к своему пианино. Лишь несколько человек еще стояли под аркадами мэрии, из местных, деревенские женщины в цветастых платьях и передниках. Они смотрели вслед отряду беженцев, который уже скрывался из виду в конце улицы, там, где начинались луга и каштановые рощи.