Пэлем Вудхауз - Том 10. Дживс и Вустер

— Нет, сэр.

— Ладно, обойдется. А сейчас можете пойти рассказать ему про Пэта и Майка.

— Хорошо, сэр.

Дживс вышел, а я открутил пробку и щедро плеснул в кувшин из бутылки. Едва я успел это проделать, в коридоре послышались шаги. Мне ничего не оставалось, как сунуть кувшин за фотографию дяди Тома, стоящую на каминной полке. Дверь отворилась, и хорошим аллюром, пригарцовывая, как цирковая лошадь, в комнату ворвался Гасси.

— Привет, Берти! — крикнул он. — Привет! Привет! И еще раз привет! Берти, как прекрасен мир! Никогда не видел таких прекрасных миров!

Я лишился дара речи и только в изумлении таращил глаза. Мы, Вустеры, соображаем со световой скоростью, и я тотчас понял: что-то произошло.

Я ведь вам рассказывал, как он кружил по лужайке. Описал сцену, которая там между нами произошла. И если я проделал это с надлежащим мастерством, вы должны были понять, что Огастус Финк-Ноттл — нервнобольной, с дрожащими коленками, что вид у него — краше в гроб кладут и что в припадке малодушного страха он все время судорожно теребит лацкан пиджака. В общем, законченный капитулянт. Лягушка, по которой проехала борона, — таков был Гасси, когда мы с ним разговаривали на лужайке.

Теперь передо мной предстал совсем другой человек. Уверенность в себе, казалось, сочится из каждой его поры. Лицо пылает, глаза радостно блестят, рот растянут в самодовольной ухмылке. А когда он добродушно хлопнул меня по спине — к несчастью, я не успел увернуться, — мне показалось, что меня лягнул мул.

— Ах, Берти, спешу тебя обрадовать — ты был совершенно прав, — весело затарахтел он, прямо как коноплянка, у которой нет ни единой заботы. — Твоя теория, проверенная практикой, блестяще подтвердилась. Я чувствую себя, как бойцовый петух.

Я перестал хлопать ушами. Я все понял.

— Значит, ты пропустил стаканчик?

— Ну да. Как ты советовал. Препротивная штука. Похожа на лекарство. Обжигает горло, после нее чертовски хочется пить. Удивляюсь, как люди пьют эту гадость и еще получают удовольствие, вот ты, например. Но не буду отрицать — действует безотказно. Кажется, я мог бы укусить тигра.

— Что ты пил?

— Виски. По крайней мере, судя по этикетке, это был виски, и у меня нет оснований подозревать, что такая женщина, как твоя тетушка — благородная, высоконравственная, истинная британка, — станет преднамеренно вводить публику в заблуждение. Исключено. И если в ее доме на графине этикетка «Виски», считаю, что в графине виски.

— Виски с содовой, да? Молодец! Лучшего и выдумать невозможно.

— Содовая? — задумчиво проговорил Гасси. — То-то мне казалось, будто я забыл что-то важное.

— Выходит, ты не разбавил виски?

— Даже в голову не пришло. Зашел в столовую и выпил прямо из графина.

— Много?

— Ну, глотков десять… Может, двенадцать. Или четырнадцать. Ну, скажем, шестнадцать средних глотков. Фу, черт, умираю от жажды.

Он подошел к умывальному столу, взял бутылку с водой и отпил прямо из горлышка. Я украдкой бросил взгляд на фотографию дяди Тома за спиной Гасси. Впервые с того времени, как это страшилище вошло в мою жизнь, я порадовался, что оно такое крупномасштабное. Оно надежно хранило тайну. Если бы Гасси увидел графин с апельсиновым соком, он бы вцепился в него, как черт в грешную душу.

— Я рад, что ты ожил, — сказал я.

Гасси пружинистым шагом отошел от раковины и снова попытался похлопать меня по спине. Однако я ловко подставил ему подножку, он пошатнулся и с размаху плюхнулся на кровать.

— Ожил! Я тебе говорил, что могу укусить тигра?

— Говорил.

— Я себя недооценивал. Подайте сюда двух тигров. Или стальную дверь, я ее изжую до дыр. Послушай, тогда в саду я должно быть, показался тебе настоящим ослом. Теперь я понимаю, что ты надо мной смеялся про себя.

— Ну что ты, Гасси.

— Да-да, — настаивал он. — Еще как смеялся. Но я тебя не осуждаю. Не представляю, почему я так паниковал из-за вручения каких-то дурацких призов в какой-то дурацкой занюханной школе. А ты представляешь, Берти?

— Нет.

— Правильно. И я не представляю. Такой пустяк. Влезу на сцену, скажу несколько благосклонных фраз, вручу маленьким негодяям их призы и соскочу со сцены под восторженные аплодисменты. И никаких лопнувших брюк, ни-ни. И почему брюки должны лопнуть? Не представляю. А ты представляешь?

— Нет.

— Вот и я тоже не представляю. Уж я в грязь лицом не ударю. Я знаю, что нужно публике — простое, мужественное, полное здорового оптимизма слово, а главное — рубить с плеча. С этого плеча, — сказал Гасси, похлопывая себя по лацкану пиджака. — И чего я так утром разнервничался, не представляю. Что может быть проще — раздать несколько дешевых книжонок кучке чумазых детей. И все же, Берти, я себе не представляю, почему я так разнервничался. Но теперь я в порядке — в порядке! в полном порядке! — говорю тебе как старому другу Потому что ты — мой старый друг, я теперь ясно вижу, что ты — мой старый друг. По-моему, ты мой самый старый друг. Берти, ведь ты давно мой старый друг?

— Давно, давно.

— Подумать только! Хотя, конечно, наверняка было время, когда ты был моим новым другом… А! Гонг на ланч. Идем, дружище.

И, вскочив с кровати, как дрессированная блоха, бросился к двери.

Я в задумчивости последовал за ним. Конечно, то, что произошло с придурком, можно записать в доходную часть гроссбуха. В том смысле, что я хотел преобразить Гасси. Преображенный Финк-Ноттл был моей конечной целью. Но теперь, видя, как он съезжает по перилам, я немного встревожился, не переборщил ли он с преображением. Пожалуй, еще начнет за ланчем швыряться хлебом, с него станется.

К счастью, всеобщее уныние, царившее за столом, немного охладило его пыл. Чтобы веселиться в таком обществе, следовало наклюкаться более основательно. Я говорил этой малохольной Бассет, что в Бринкли-Корте навалом страдающих сердец, однако, похоже, в скором времени здесь будет навалом страдающих желудков. Анатоль, как я узнал, слег в постель с приступом меланхолии, и ланч приготовила судомойка — самая бездарная особа из всех, кто когда-либо стоял у плиты.

Эта последняя капля в чаше горестей, постигших обитателей Бринкли-Корта, повергла всех нас в молчание, и гробовую тишину в столовой не рискнул нарушить даже Гасси. Если не считать, что он все-таки промурлыкал куплет какой-то песенки, ничем из ряда вон выходящим наша трапеза отмечена не была, и вскоре мы поднялись из-за стола, напутствуемые тетей Далией, которая велела всем облачиться в праздничные одеяния и явиться в Маркет-Снодсбери не позднее половины четвертого. У меня хватило времени выкурить сигарету-другую под сенью беседки на берегу пруда, и я вернулся к себе в комнату около трех.

Дживс трудился, наводя последний лоск на мой цилиндр, и только я собрался известить его о новостях в деле Огастуса Финк-Ноттла, как он меня опередил, сообщив, что мистер Финк-Ноттл недавно покинул мою спальню.