Рабиндранат Тагор - Гóра

Был разгар дождливого сезона, но в это душное и жаркое утро лучам солнца удалось прорвать тяжелые тучи, затягивавшие небо Калькутты, и ярким светом затопить улицы, по которым двигалась нескончаемая вереница повозок и экипажей. Без устали кричали торговцы. Над кухнями вились дымки: в каждом доме готовили завтрак и укладывали в маленькие корзиночки рыбу и овощи для тех, кто спешил в свою контору, суд, школу или колледж. Ослепительный золотой свет словно принес сегодня в этот безжалостный деловой город небывалую свежесть.

Бинойбхушон стоял на верхней веранде своего дома и смотрел вниз на снующих по улице людей. Заняться ему было нечем. Колледж он уже давно закончил, но пока еще нигде не работал. Иногда он, правда, принимал участие в организации собраний, сотрудничал в газетах, но это далеко не удовлетворяло его. И сегодня, пока он стоял на веранде, не зная, что предпринять, мысль о собственной неустроенности не переставала тревожить его.

На крыше соседнего дома перекрикивались о чем-то вороны. В углу веранды бодро чирикала воробьиная чета, устраивая свое гнездышко. Все это только усиливало неясное волнение в душе Биноя.

Неподалеку от дома перед лавочкой стоял бродячий певец в халате до пят и пел:

Биной подумал, что хорошо было бы позвать певца и записать песню о неведомой птице, но им овладела та самая лень, которая иногда мешает человеку в прохладные предутренние часы натянуть на себя соскользнувшее одеяло, и он не смог заставить себя пойти за нищим.

Песня так и осталась незаписанной, но напев ее еще долго звучал у него в ушах.

И вот тут-то как раз напротив его дома большая, запряженная парой карета налетела на извозчичью коляску. Не обращая внимания на то, что у коляски соскочило колесо, карета помчалась дальше. Биной выбежал на улицу и увидел, что возле накренившейся коляски стоит девушка лет семнадцати, а с подножки с трудом спускается на землю пожилой благообразный человек.

Биной помог ему и, заметив бледность, покрывшую его лицо, спросил:

— Вы не ушиблись?

— Нет, нет, ничего.

Старик попытался улыбнуться, но улыбки не получилось, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Биной взял его под руку.

— Это мой дом, входите, пожалуйста, — обратился он к перепуганной девушке.

Старика уложили на постель. Осмотревшись по сторонам, девушка увидела в углу кувшин, налила в стакан воды и стала брызгать в лицо старику.

— Нельзя ли пригласить доктора? — спросила она.

Врач жил рядом, и Биной немедленно послал за ним слугу.

В комнате, куда принесли старика, на туалетном столике у стены стояли зеркало, флакон с душистым маслом, лежали гребенки и щетки. Биной не отрываясь смотрел на девушку в зеркало.

Биной с детских лет жил в Калькутте один и все свои познания о жизни и о людях черпал главным образом из книг. Ему никогда не приходилось встречаться с девушками своего круга, исключая ближайших родственниц.

И сейчас, глядя на прелестное личико, отражавшееся в зеркале, Биной был совершенно очарован. Юноша еще не умел разбираться во всех тонкостях женской красоты, но его поразила любовь, светившаяся во встревоженных глазах девушки. Словно новый мир, полный тепла и ласки, открылся Биною.

Немного погодя старик вздохнул, открыл глаза и позвал девушку. Сдерживая слезы, она еще ниже склонилась над ним и шепотом спросила:

— Тебе больно, отец?

— Где я? — Старик пытался приподняться, и Биной поспешил к нему на помощь.

— Не поднимайтесь, прошу вас, полежите, — сказал он. — Сейчас придет доктор.

Тут только старик припомнил все, что с ним произошло.

— Пустяки, — ответил он девушке, — немного болит голова, больше ничего.

В это время послышались шаги, и в комнату вошел доктор. Осмотрев пострадавшего, он сказал, что серьезного ничего нет, и посоветовал ему выпить горячего молока с коньяком. После ухода доктора старик забеспокоился, и дочь сразу поняла, в чем дело.

— Не волнуйся, отец. Мы приедем домой, и я тотчас же верну деньги и за доктора и за лекарство.

Девушка взглянула на Биноя. Какие у нее были изумительные глаза! Если бы его спросили, большие они или маленькие, черные или карие, — Биной не смог бы ответить. В них не было и следа смущения или нерешительности, они смотрели на него со спокойной уверенностью.

— Доктор ведь приходил всего на минуту, поэтому вы… я сам…

Биной не докончил фразы. Девушка только посмотрела на него, но он прекрасно понял, что деньги ему взять придется.

— Коньяк мне совершенно не нужен, — начал было старик, но дочь перебила его:

— Почему, отец? Ведь доктор сказал!

— У докторов привычка при всяком удобном случае прописывать коньяк. Выпью горячего молока, и все пройдет.

Он выпил молоко, и ему стало лучше.

— Ну вот, теперь можно идти, — сказал он Биною, — простите, что мы доставили вам столько хлопот…

Девушка повернулась к молодому человеку:

— Прошу вас, не могли бы вы послать слугу за извозчиком?

— Опять ты его беспокоишь? — запротестовал отец. — Ведь наш дом совсем рядом, прекрасно дойдем пешком.

— Нет, нет, отец. Тебе нельзя.

Старик покорился, и Биной сам сходил и позвал им извозчика. Садясь в коляску, старик спросил:

— Как ваше имя?

— Бинойбхушон Чоттопадхай.

— А мое Порешчондро Бхоттачарджо. Мы живем очень близко от вас, в доме номер семьдесят восемь по этой же улице. Будем очень рады, если у вас найдется время заглянуть к нам.

Подняв на Биноя глаза, девушка безмолвно подтвердила приглашение. Биною очень хотелось проводить их до дому, но он не знал, удобно ли это, и продолжал стоять в нерешительности. Когда коляска тронулась, девушка сложила ладони и слегка наклонила голову, прощаясь с ним, но молодой человек так растерялся от неожиданности, что даже не ответил на ее поклон.

Вернувшись в дом, Биной в отчаянии начал ругать себя за эту оплошность.

Мысленно он снова в мельчайших подробностях переживал все, что произошло с момента появления девушки и ее отца вплоть до их отъезда, и ему казалось, что он вел себя не так, как следовало, и говорил не то, что нужно. О, сейчас он прекрасно знал, что надо было ему сказать в том или ином случае. Но… было уже поздно!

Поднявшись к себе в комнату, Биной увидел на кровати забытый девушкой платок — тот самый, которым она вытирала лицо отцу. Юноша поднял его. И снова в его душе зазвучала песня странствующего певца:

Наступил полдень. Невыносимо жгло солнце.