Ясунури Кавабата - РАССКАЗЫ НА ЛАДОНИ

— После революции ничего русского в магазинах нет. Разве только что-то из кожи.

— И всё-таки давай купим что-нибудь хорошее. Чтобы надолго осталось.

И в том же самом универмаге они купили сестре красную косметичку из тонкой ягнячьей кожи. Выходя через несколько лет замуж, сестра взяла её с собой в свадебное путешествие.

Мартовским вечером по тротуару Гиндзы шла стайка подростков весьма подозрительного вида. Он уступил им дорогу возле одного из деревьев, посаженных вдоль улицы. Стайку замыкала красивая девушка — её лицо было белым, как у восковой куклы. Платье в горошек, старая чёрная шляпа надвинута на глаза, студенческое пальтецо, ноги в сандалиях — ноги, в которые хочется впиться…

Она чуть коснулась его плечом. Он крикнул ей вслед: «Анна, Анна!»

«Не Анна я, а японка», — отчётливо выговорила она и исчезла — будто ветром сдуло.

Бубня про себя «Не Анна я», он вдруг спохватился и полез в карман пиджака. Кошелька не было.

[1928]

И он и она были писателями. И уже одно это могло послужить достаточной причиной для заключения брака. Точно так же, как и для его расторжения.

Брак их был прекрасен. Поскольку у неё было достаточно сил для развода.

Их развод был тоже прекрасен. Потому что у неё было достаточно сил, чтобы они оставались друзьями.

А кроме того, и мальчик, рождённый ими, тоже был прекрасен. И спора о том, кому он достанется, тоже не возникало.

Его повесть и её повесть появились в одном и том же месяце. Но в разных журналах. Он писал о любви к ней, она писала о любви к нему. Ровно то, что и требуется под этим необъятным небом.

Она прочла обе повести подряд. Передёрнула плечами, подавила смешок. Она кружилась по комнате и пела. Взяв сына за руку, вышла из дому.

На его столе лежали два тех же самых журнала.

— Ну что, давай отпразднуем это дело? Замечательно, правда ведь?

Избегая любопытствующих глаз, они отправились по тёмной улочке — точь-в-точь, как много лет назад.

— После того, как мы простимся, ты ведь отправишься в ту же самую квартиру, где жил до встречи со мной. Грустно тебе станет. Может быть, ты хочешь, чтобы я переехала куда-нибудь подальше?

— Да уж, развестись-то мы развелись, но ты так близко — только руку протяни.

— Давай так устроимся, чтобы и мысли о встрече не возникало.

— Не всё так просто. Мы ведь пишем друг о друге. И пишем неплохо.

Они хорошо провели время в ресторане. На обратном пути сын заснул в такси.

— Жалко его будить. Давай уж доедем до тебя — пускай там и останется.

Оставшись с сыном вдвоём, отец на следующее утро мучился от того, что не знал, чем его накормить. Даже на привокзальной улице не мог найти ничего подходящего. Он спрашивал мальчика, но внятного ответа не получал. Поэтому решил отвести шестилетнего сына в кафе — он всегда поступал так, когда к нему приходили его молодые друзья.

Так он впервые обрёл сына. Рождённый писателем и писательницей сын был всегда предоставлен попечению няньки. Теперь отец впервые почувствовал, что любит его. Но вот что странно — отец не мог даже выбранить сына за его проказы. Мальчишка всё время открывал дверь в коридор и наблюдал, что там делается. Увидев кого-нибудь, он захлопывал дверь и прятался. Потом снова открывал. Понаблюдав за ним минут двадцать, отец сказал: «Послушай, Кэн, а ты неплохо устроился. У тебя ведь целых два дома есть».

— А ты здесь всегда живёшь?

— Да, и ты здесь со мной побудешь несколько дней.

— Несколько — это сколько?

Кэн забрался к отцу на колени и наклонил голову.

На третий день они сошли на остановке возле дома матери. Кэн схватил отца за руку и потащил за собой. На новых шторах лежала огромная тень, отбрасываемая букетом цветов. Похоже, она вспомнила, как украшала дом в их медовый месяц.

— Приходи ещё, ладно?

Он отпустил руку сына, и тот побежал не оглядываясь. И не попрощавшись с отцом.

«Я расспросила Кэна о том, как ты живёшь. Но ты его обо мне не расспрашивай. И не подумай, пожалуйста, что на самом-то деле я хочу, чтобы ты поинтересовался у ребёнка моей жизнью».

Вот с таким письмом и отправился в очередной раз Кэн к отцу. Он страшно гордился, что путешествует в электричке один. И мать, похоже, до станции его тоже не провожала. «Я иду к папе», — говорил Кэн через каждую неделю-две. И мать не использовала эти поездки для того, чтобы повидаться со своим прежним мужем.

Кэн стал оставаться у отца по нескольку дней. Он полюбил жить сразу в двух домах.

Как-то после разговора со своим другом отец решил навестить мать.

— Мы свою семью потеряли, но у Кэна она есть.

— Ты ошибаешься. Рано или поздно он станет как все эти уличные подростки, которые растут без отцов.

— В общем, беспризорником.

— Просто мы осуществили свой идеал семейной жизни. Наш с тобой дом — это небо над головой.

Он вернулся из театра. Сын спал. Отец забрался к нему под одеяло. Кэн не шелохнулся. Не проснулся он и в десять утра. Наверное, заигрался на улице, пришёл поздно.

«Мамочка уехала путешествовать с другим папой».

Он пристально смотрел на сына, жадно уплетавшего завтрак, и почувствовал неизъяснимую печаль.

— Путешествовать?

— Угу. И дом заперла.

— Может, и мы с тобой отправимся путешествовать?

— А мне можно будет вернуться к маме?

Озабоченное лицо сына рассмешило его.

— Когда в своей прозе ты преодолеешь моё влияние, тогда, может быть, мы снова сумеем жить вместе?

— Такая постановка вопроса мне не нравится. Я стану твоей возлюбленной, когда ты того пожелаешь.

Вот так они порознь и жили.

Однако он заметил, что постепенное расхождение их писательских манер и восприятия жизни стало сильно сказываться на сыне. Конечно, сам мальчик не подозревал об этом, но его челночные перемещения между родителями были направлены на то, чтобы сузить пропасть, разделявшую их. Было видно, как сильно он повзрослел. Он боролся, поскольку хотел, чтобы у него были отец с матерью. И родителям это нравилось.

Однако временами отец переставал ощущать Кэна своим сыном.

Она боролась с отцом, который проявлялся в ребёнке, пытаясь заронить в его душу как можно больше своего.

Когда они встретились снова, мать со слезами сказала: «А ведь Кэн у нас — сирота».

— Да, сирота. Но только не простой. Он — зверёныш. А может, он — сын бога.

Он снова угодил в ловушку, то есть женился.

Вряд ли можно было назвать их брак прекрасным. Ибо у его новой жены не было сил для развода. А потому у этой слабосильной женщины не было шансов, чтобы стать ему другом.

Когда сын впервые появился в доме новой жены, он повёл себя совершенно естественно и называл её мамой. Они подружились сразу. Отец же снова почувствовал какую-то безотчётную печаль. Пробыв пару-тройку дней, сын возвращался к матери.