Стивен Бене - Рассказы

— Но неужели вас… неужели никто… — мямлил я.

— Ну конечно, мистер Роббинз, — отвечала она безмятежно, — вы и не представляете себе, как злобно сплетничают в маленьком городке. Но когда пришли мне сказать, я была в постели, с сильной простудой, любое эмоциональное напряжение вызывает у меня простуду, и в тот день когда мы с Эверардом поженились, я тоже была сильно простужена. И всем было известно, что он засиживался в лабазе ночи напролет, пил там и читал гнусные атеистические книги, например, этого ужасного полковника Ингерсолла [33] Роберт Ингерсолл (1833–1899) — юрист, политик-демократ до Гражданской войны, в которой участвовал как полковник кавалерии и перешел в республиканскую партию. Много лет вел кампанию за свободомыслие, включившую такие лекции, как «Суеверие», «Некоторые ошибки Моисея» и прочие подобные сюжеты, критикующие богословие и Библию с позиций рационализма. . Старые кошки уверяли, что он боится идти домой. Боится меня! — сказала она с предельной непосредственностью. — Чего только люди не скажут! Вы что думаете, говорили даже про Эверарда, хотя все знали, что он уехал с отцом, повез овощи на рынок. Я об этом подумала, когда пошла в лавку.

— А между тем, — сказал я, — вы жили в Гошене, вы вышли замуж за мистера де Лейси только через год.

— Год и один день, — поправила она. — Но через шесть месяцев я перешла на частичный траур. Я знаю, может, я поторопилась, но я решила, что это ничего, раз я буду помолвлена с Эверардом. — И на щеках у нее проступил бледный румянец. — Я ему сказала, что ни о чем таком не буду говорить, пока ношу полный траур, и он выполнил мое желание — Эверард всегда был очень тактичен. Сперва я боялась, что не буду знать, куда девать время. Но оно прошло как-то быстро. Я писала мой первый роман, — объяснила она, благоговейно понизив голос.

Как я вышел из этого дома — до сих пор не знаю, и надеюсь, что внешне прилично. Но до того как я пришел в себя, «Гнездо» уже осталось позади, а я отшагал хороший кусок на двухмильном пути к станции. Ее последние слова и картина, которую я за ними увидел, — вот отчего меня пронзило подлинное холодное содрогание. Я все думал — сколько же популярных писателей и писательниц — убийцы, и почему полиция их всех не арестует. Я мог даже поверить, что если бы злополучный мистер Уэдж заплатил в типографии восемьдесят долларов, он, возможно, остался бы жив. Ибо есть эгоизм, который высмеивать или обуздывать небезопасно, рискуешь, что взорвутся первозданные силы.

И тут, когда я уже почти дошел до станции, я вдруг рассмеялся целительным смехом нормальной жизни. Ибо все это было уморительно, и Анджела По отомстила мне., отменно. Я сказал ей, что думаю о ее работе, а она очень ловко и убедительно заставила меня проглотить самую нелепую смесь всякого вздора, какую могла придумать, и доказала, что рассказчица она — первый сорт. Но, удалившись от монотонного очарования ее голоса, думать о ней как об убийце было просто невозможно, а думать о мистере Эверарде де Лейси как о сообщнике — либо до, либо после преступления — и подавно. Либо еще — она все эти годы скрывала от него правду, а это тоже было немыслимо.

У меня даже мелькнула мысль вернуться в «Гнездо» и смиренно сознаться его хозяйке в своем безумии и своем поражении. Но до отхода моего поезда оставалось всего пятнадцать минут, а в Нью-Йорке я был приглашен к обеду. Лучше напишу ей письмо — это ей понравится. Я ходил взад-вперед по перрону, сочиняя для письма красивые, полнозвучные фразы.

Поезд из Нью-Йорка пришел за шесть минут до моего, и в толпе выходящих я с радостью приметил стройную фигуру Эверарда де Лейси. Он пожал мне руку и прогудел, он жалеет, что не застал меня.

— И как там мисс По? — спросил он тревожно. — Меня сегодня с раннего утра не было дома.

— О она была великолепна, не помню, чтобы она когда-нибудь выглядела лучше, — ответил я, согретый теплом затаенного смеха. — Мы проговорили несколько часов, она вам расскажет.

— Это хорошо. Это очень хорошо, мой милый, для меня это большое облегчение, — проговорил он, ища глазами коляску, которая еще не подъехала. — Дженкс что-то запаздывает. — Потом он бросил на меня быстрый взгляд. — Вы случайно не упоминали о том, что сказали мне, когда мы с вами болтали, а она еще была так больна?

— Не упоминал? — И я широко улыбнулся. — Ну как же, даже очень.

Почему-то весь вид его выражал облегчение.

— Я от души вам благодарен. Значит, вы действительно чувствуете — а слышать это от вас что-нибудь да значит, — что я ей по-настоящему помогаю? В смысле ее книг, ее карьеры…

— Ну разумеется, — сказал я, хотя был немного озадачен.

— Превосходно, — пророкотал он. — Превосходно. — Старомодным актерским жестом он взял меня за лацкан. — Понимаете, — сказал он, — это глупо с моей стороны, и теперь мы, конечно, оба старые. Но иногда у меня бывает ощущение, что я не так уж ей необходим. И это меня очень беспокоит.

На миг, пока он это говорил, из глаз его выглянул страх. Это не был постыдный страх, но он жил с ним, очевидно, долгое время.

Я не вернулся в «Орлиное Гнездо», не вернулся и к Трашвуду с Коллинзом. Второе без первого потребовало бы объяснений, а пускаться в объяснения я не был склонен. Вместо этого я переехал в другой пансион и стал работать агентом по продаже алюминиевых товаров. А через шесть месяцев вернулся в Сентрал-Сити и занял вакансию на цементном заводе моего отца, которую тот приберегал для меня. Ибо я пришел к убеждению, что не создан для Нью-Йорка и для жизни в литературе: для этого мне не хватало самоуверенности Анджелы По.

Однажды, в те шесть месяцев, что я еще там жил, мне показалось, что я видел мистера де Лейси на улице, но он меня не заметил, и я бежал его. И конечно, как я ни старался держаться от них подальше, я видел анонсы о последнем законченном романе Анджелы По. Она умерла, когда я уже три месяца жил в Сентрал-Сити, и когда я прочел, что о ней скорбит муж, актер Эверард де Лейси, я почувствовал, что с души у меня сняли тяжкую ношу. Но он пережил ее всего на несколько месяцев. Очень уж скучал по ней, наверно, а некоторые связи в жизни особенно прочны. Мне хотелось задать ему один вопрос, всего один, а теперь я уже никогда этого не узнаю. Шекспировские роли он играл безусловно, а когда они уехали из Гошена, он на довольно долгое время вернулся на сцену. В некрологе упомянуты и Отелло, и Гамлет. Но есть еще одна роль, и мне интересно, играл ли он ее и что из нее сделал. О какой роли я говорю, вы, вероятно, уже поняли.

В молодости я читал много, а теперь книги меня только злят. Мэриан без конца носит из библиотеки, и случается, я беру и прочитываю несколько глав, — но рано или поздно натыкаешься на такое место, что с души воротит. Не в смысле похабщины — а просто глупость, где люди ведут себя так, как в жизни никогда не ведут. Правда, читает она все больше про любовь. А это, пожалуй, самые плохие книги.